Аннотация

Автор этой книги – «просто мама» двоих детей, которая в один прекрасный день поняла: что‑то в ее семье идет не так. Описанную здесь историю можно назвать пошаговой инструкцией по изменению отношений с детьми и собой. Автор честно рассказывает, как училась искать выходы из тупиков, строить границы и изобретать новые стратегии. И ситуация изменилась! Многие родители наверняка узнают в описанных здесь событиях себя – и смогут почерпнуть вдохновение и опыт для решения своих непростых родительских задач.

Евгения Неганова

Мама в тупике. Как перезагрузить отношения со своими детьми

© ООО ТД «Никея», 2020

© Неганова Е. И., 2020

Благодарности

Этой книги никогда бы не было, если бы не несколько людей, которым я безмерно благодарна:

Светлане Михновец, психологу, коучу, другу. Спасибо, что были рядом на всех этапах моих сражений с собой: вдохновляли, наставляли, отрезвляли.

Моим детям, Дмитрию и Софии. Спасибо, что сопротивлялись мне, восставали, порой не слушались – были детьми. Если бы не вы, я бы не открыла для себя очень многих вещей, без которых сейчас не представляю своей жизни.

Моей маме, Негановой Анне Михайловне. Спасибо, что терпела меня и помогала во всем.

Евгения Неганова

Предисловие

Все истории, сюжеты, персонажи в книге – невымышленные.

Хмурое июльское утро того незабываемого года, когда лета фактически не было… Георгины и начинающие зацветать астры в моем дворе были похожи на мокрых, жалких воробышков, а газон с распоясавшейся от дождей некошеной травой уже давно потерял четкие контуры. В этот день я начала писать свою книгу.

Выбор темы, конечно же, неслучаен. У меня двое детей. На пути материнства я наделала много ошибок. Я стремилась стать лучшей матерью, отдать всю себя детям, поступиться всем ради них. Мое «я», моя личность были полностью поглощены этой ролью. Еще чуть‑чуть, и я была бы заживо погребена под ней.

Кстати, те, ради кого я жертвовала собой, отнюдь не радовали своим поведением.

Сознательное и более‑менее конструктивное взаимодействие со своими детьми и с собой я начала, только когда осознала свой стратегический просчет. Моему сыну исполнилось тогда двенадцать лет, а дочери – семь. Их отец по роду своей деятельности бо́льшую часть времени отсутствовал, поэтому основная психологическая нагрузка лежала

на мне.

Остатков здравого смысла мне хватило, чтобы понять, что в одиночку со своими монстрами (под ними я понимала не детей) мне не справиться. Я обратилась к профессиональному психологу, которая помогла мне со всем разобраться и разложить всех по полочкам. Она же вдохновила меня на написание этой книги.

Я хотела бы поделиться с вами своей историей. Надеюсь, она поможет кому‑то не совершить моих ошибок, а совершив, исправить их быстрее, чем я.

Услышав, что я пишу книгу про нас, сын с подростковым максимализмом мрачно изрек: «Сдашь нас всех…»

Ну что ж, «сдаю».

Часть I

Преступление и оправдание

Глава 1

О том, как меня украли

Факт кражи установлен

В один прекрасный день я почувствовала, что все мы – дети и я – как будто превратились в героев рассказа «Вождь краснокожих»[1]. Сюжет этого рассказа стал невероятным образом разворачиваться в моей жизни, но распределение ролей было не столь очевидным, как могло бы показаться на первый взгляд.

Вождем краснокожих, этим невозможным ребенком, который не давал жизни окружающим, была я сама. Это я скакала верхом на своих близких, манипулировала ими, навязывала свою точку зрения и при этом именно себя считала жертвой обстоятельств.

Я всеми силами души ненавидела этого маленького дьяволенка, сидящего во мне, поэтому одновременно я была и грабителями, мечтающими сбежать от мальчишки. Но он крепко оседлал меня, заставив быть его лошадкой.

Я не была только одним персонажем этой новеллы – отцом, благодаря выдержке и мудрости которого все закончилось хорошо. Мне еще только предстояло им стать.

А что же мои дети? Какая роль была отведена им?

Вы, наверное, думаете, что все роли достались мне, а они просто были безвольными марионетками? Как бы не так! Дети так легко не сдаются. Они отвоевали себе роль и играли ее с мастерством и энтузиазмом. Это тоже была роль грабителей, желающих сбежать от меня.

Вот таким парадоксальным образом все смешалось в нашей семейной драме. Мы меняли роли, как маски, вырывали инициативу друг у друга в попытке солировать и отстоять свое.

Но это еще не все.

В нашей пьесе был один очень важный персонаж – канадская граница, та самая, за которую хотели удрать грабители в рассказе О. Генри. Она была спасительным рубежом, за которым мне хотелось укрыться и от детей, и от всех персонажей, сидящих во мне. Она была недостижима, но как она манила!

Что же произошло со всеми нами? Почему наша жизнь стала такой невыносимой? Оказывается, в моей жизни произошла кража! Вот первое, что я поняла, начав размышлять над вставшими передо мной вопросами. Я была украдена у самой себя, у меня были украдены дети, я была украдена у детей, и они были украдены друг у друга. Внешне все как будто находилось на своих местах – мама, дети. Подумаешь, срываются, подумаешь, скандалят, подумаешь, не выносят друг друга и готовы при каждом удобном случае бежать из дома. У кого не бывает? На самом деле ситуация была крайне неблагополучной. В нашей жизни произошла подмена, грозившая обернуться страшными последствиями: потерей мною самой себя, кражей настоящего у моей семьи и будущего у моих детей.

Эту кражу надо было во что бы то ни стало расследовать. Разобраться с обстоятельствами, найти виновных, избрать меру пресечения, защитить потерпевших.

Я взяла на себя это расследование.

Я превращаюсь в детектива

Итак, что крадется? Очевидно, что с появлением ребенка у женщины крадется ее время. Теперь она ничего не успевает – ни посмотреть сериал, ни встретиться с подружками, ни

[1] Юмористический рассказ О. Генри о том, как два мошенника похищают девятилетнего мальчика, чтобы потребовать у его отца выкуп. Однако отец не торопится выкупать свое чадо. Он знает, что скоро грабители сами захотят избавиться от сорванца. А мальчишка, называющий себя вождем краснокожих, и вовсе не стремится вернуться домой. Он начинает играть с похитителями в индейцев, навязывая им свои правила. Злодеи чувствуют себя беспомощными и уже мечтают сбежать от несносного ребенка как можно дальше, желательно за канадскую границу.

заняться любимым делом. Это то, что лежит на поверхности. На самом деле с рождением ребенка у женщины может быть украдена… она сама!

Постепенно, день за днем, неделя за неделей погружаясь в свое чадо, женщина перестает ощущать собственные желания. Не то чтобы она их утрачивает, но они заслоняются желаниями и потребностями ребенка. Причина кроется в том прекрасном многогранном чувстве, которое захлестывает женщину, когда она впервые видит своего малыша. Это чувство любви, трепета и… страха за это маленькое, беззащитное существо, которое, с одной стороны, полностью в ее власти, а с другой – абсолютная загадка, особенно в раннем младенчестве. Понять, чего ребенок хочет, в чем он нуждается в данный момент, не так‑то просто. Мужчины боятся подходить к совсем маленьким детям, они просто не понимают, что с ними делать. У женщин изначально сильнее развита интуиция, и страх еще больше ее обостряет. Порой интуиция матери может даже спасти ребенку жизнь.

Когда моему сыну было три месяца, у нас произошло следующее. В одну из ночей он вел себя практически как обычно. Трудно заснул, плохо спал, часто просыпался, бесконечно просил грудь, вертелся, плакал. Но было что‑то такое в его плаче, какая‑то незнакомая мне интонация, которая меня встревожила. Муж, мама, которые были знакомы с ребенком с самого его появления на свет, не услышали этой интонации. Они говорили, что все в порядке, что у него животик болит (до года на этот бедный животик пытаются списать почти всё). Тем не менее что‑то не давало мне покоя. И я вопреки советам близких вызвала скорую. Как оказалось, у сына было защемление паховой грыжи. Если бы его сразу не отвезли в больницу… Страшно подумать, что бы было тогда.

Мы говорим о страхе, который, с одной стороны, делает маму более чувствительной и восприимчивой к нуждам своего ребенка, но при этом, с другой стороны, берет ее в заложницы. Чтобы контролировать ситуацию, женщина практически полностью стирает психологические границы между собой и ребенком. Она не употребляет местоимения «он», «она». Она говорит «мы»: «А у нас сегодня прорезался первый зубик! А мы научились ходить на горшок!» Она не воспринимает ребенка как отдельную личность.

Однако тревожность нередко превращается в гиперопеку, и ей страдают многие женщины – и именно отсюда это желание закутать, продезинфицировать, не пустить, остановить, поймать, предотвратить… И это еще один факт кражи: гиперопекающая мать, не давая бегать по лужам, лазить по деревьям, копаться в грязи, крадет нормальное детство у своего ребенка. Одна моя знакомая психолог как‑то сказала, что когда она видит ходящих по детской площадке детей «во фраках и с накрахмаленными белоснежными манишками» (образ, конечно, утрированный, но тем не менее) и мам, которые не пускают этих детей побродить по лужам и даже иногда просто покопаться в песочнице, чтобы не замарать одежды, она говорит себе: «О, к сожалению, вот это наш будущий клиент!»

Гиперопека всегда была моим слабым местом. Вспоминаю один случай, который помог мне увидеть эту проблему и положил начало осмысленной работе с ней. Мой сын в возрасте примерно трех‑четырех лет очень любил ходить по лужам, это было прямо‑таки его страстью: стоило мне хоть чуть‑чуть зазеваться, как он уже оказывался в близлежащей луже. Но в основном до этого дело не доходило – я постоянно и строго, подобно остальным мамам и бабушкам, следила

за тем, чтобы он там не оказался: мало того, что испачкается, еще и простудится! И вообще, это все баловство, ребенок должен знать слово «нет»!

Но однажды я задумалась: а почему, собственно говоря, нет? Какой смысл в этом запрете? Испачкается? Нет ничего проще, чем выстирать одежду. Простудится? Сейчас есть специальная детская одежда, которая защищает от промокания и переохлаждения.

И тогда я купила высокие резиновые сапоги и непромокаемый прорезиненный комбинезон, который не оставлял воде никакого шанса. И вот мой сын, облаченный, как космонавт, в резиновый скафандр, вышел в открытый космос… людского непонимания, неприятия, охов и ахов. Точнее, вышла в этот космос я, поскольку моему сыну на общественное мнение было глубоко наплевать – в отличие от меня. На мне‑то тогда еще не было защитного скафандра.

Какая же блаженная улыбка расцвела у него на лице, когда он влез в самую глубокую лужу в нашем дворе – а она была гораздо выше его колен! Он величественно, не спеша, будто смакуя каждое мгновение, шествовал по воде и был абсолютно счастлив.

Честно говоря, я наблюдала за этой сценой, стоя в некотором отдалении, боясь оказаться под шквалом упреков. Ведь очень скоро около водоема, который форсировал мой сын, начал собираться народ. Правда, мамы с детьми, издалека завидев эту сцену, сворачивали в сторону – наверное, чтобы не искушать своих детей – как это, мальчику можно, а им нет? Но зато около лужи собрались люди пожилого возраста, в основном бабушки. Их волновали следующие вопросы: замерзнет или не замерзнет, простудится или не простудится? Они озирались по сторонам, видимо, желая видеть ту, которая решилась позволить своему ребенку такое! Затем, вынеся вердикт – «авось не простудится», зрители начали потихоньку расходиться.

А мы с сыном вернулись домой абсолютно удовлетворенные: он – своим наконец‑то полученным правом плескаться в дворовых водоемах, я – своей маленькой победой над собой. Кстати, никто ничем не заболел.

Со временем я приобрела кое‑что и для себя из «защитного обмундирования» – мои мозги стали более «резиновыми», гибкими, я стала менее чувствительна к мнению окружающих, более уверена в своей правоте, и мы с сыном, довольные друг другом, теперь уже вместе путешествовали по акватории нашего и близлежащих дворов.

Страх, гиперопека приводят к тяжелым последствиям и в жизни матери, и в жизни ребенка. Они не смогут или не позволят друг другу вести полноценную, независимую жизнь, не будут осознавать себя полноценными личностями. В результате мать будет вымотана и истощена, забросит мужа ради ребенка, а когда дети вырастут и уйдут, ощутит пустоту и свою никчемность.

А что же муж? В этой истории он тоже пострадавший. У него украдена женщина! Та, которую он полюбил и с которой связал свою жизнь. Женщина, полная желаний, а потому привлекательная и интересная. В определенный момент он понимает, что рядом с ним другая. И ее инаковость не в том, что по нехватке времени она ходит без педикюра и маникюра. Просто она перестала осознавать свои желания и придавать им значение, следовать им, а значит, перестала быть самой собой.

Мужчина «возбуждает уголовное дело» по факту кражи и ставит эту проблему перед женщиной. Как он об этом говорит? Молча! Не словами, а поступками. Он начинает избегать общения, предпочитает проводить время в мужских компаниях, замыкается в себе, днями напролет сидит за компьютером и т. д.

Часто женщина не слышит своего мужчину, относя его претензии, его безучастие только на счет эгоизма. И тогда мы констатируем эту кражу уже по внешнему факту разрыва отношений или распада семьи.

На одном форуме я увидела такую запись: «Знаете, какой совет я хочу дать

замужним женщинам, собирающимся родить ребенка? Разводитесь как можно скорее, до родов, чтобы не делать этого после. А незамужним можно только позавидовать: они будут спокойно воспитывать малыша, а не дергаться и не рыдать по ночам оттого, что мужу абсолютно безразличны и вы, и ребенок, и ваше полумертвое состояние. Ну и конечно, обихаживать одного ребенка гораздо проще, чем обслуживать еще и мужа. Или вы помощи ждете от мужчины? Не дождетесь. Единственный, кто может помочь женщине после родов, – это ее мать, а если такого помощника нет, то рассчитывать стоит только на себя. Или попробуйте накопить денег и возьмите домработницу хотя бы на первые месяцы жизни малыша – в отличие от мужа она реально облегчит вам жизнь».

Это, конечно, абсурдное заявление и серьезно относиться к нему невозможно, но тем не менее нечто похожее происходит во многих семьях. Мужчина списывается женщиной со счетов как соратник, как друг, как помощник, как равное ей во всех смыслах существо, способное оказать помощь и поддержку. В ее глазах он превращается в еще одного ребенка, но только в ребенка нелюбимого. И получается, что женщина сама у себя крадет еще и любимого мужчину.

Обкрадывает женщину не ребенок. Он – пассивное существо, которое поневоле принимает тот формат отношений, который ему предлагают. В данном случае сама женщина – и потерпевшая, и вор.

Слово в защиту обвиняемого

Очень легко выносить оценки, глядя на все со стороны, обвинять женщину в том, что она становится рабой своего страха, что порой утрачивает себя в отношениях с ребенком, что не дает ему самостоятельности и этим вредит. Но давайте посмотрим на ситуацию иначе.

Женщина наделена огромным, практически неиссякаемым потенциалом любви и способностью к сопереживанию. Это ее сокровище, богатство, но в этом и ее уязвимость. Если она не умеет управляться со своим богатством, оно может разрушить ей жизнь. Мы должны научиться управлять ресурсом любви и использовать его в мирных целях. К сожалению, этому никто не учит.

Это, так сказать, метафизический уровень проблемы. Есть еще и элементарно физиологический.

С беременностью и рождением ребенка женщина становится очень уязвимой. В ее организме происходит целая биохимическая революция. И хотя некоторые современные ученые говорят о том, что женщина, у которой родился ребенок, «умнеет» – из‑за гормональных изменений в ее организме увеличиваются размеры клеток в отдельных участках мозга, что благотворно влияет на его работу, но одновременно гормональный фон оказывает и на психику, и на эмоциональную сферу женщины самое непосредственное влияние, и не всегда это влияние позитивно.

Еще один серьезный фактор – хроническое недосыпание, от которого страдает большинство женщин после рождения ребенка. Нет нужды много распространяться о том, насколько важен полноценный, достаточно продолжительный сон, как быстро его отсутствие может истощить человека и поставить под угрозу его психическое здоровье. Недаром одна из самых изощренных пыток – это пытка принудительным бодрствованием.

Есть и социальные факторы.

Женская эмансипация принесла не только благие плоды. Современная европейская женщина, родив ребенка, зачастую оказывается перед выбором – быть украденной как женщина или быть украденной как мать. Второе происходит, когда женщина в ущерб своему ребенку отказывается кормить грудью, дабы сохранить формы, слишком рано выходит на работу, оставляя малыша на попечение нянь‑бабушек и т. п.

Кто крадет в этой ситуации? Конечно же, сама женщина. Кто обкраден? Она сама в своем природном, божественном, если хотите, предназначении быть матерью, через которое

она познает глубинные, метафизические смыслы бытия. На простом, бытовом уровне взаимодействуя с ребенком, кормя, баюкая, утешая его, прислушиваясь к нему, она учится ни больше ни меньше безусловному принятию другого человека и одновременно бескорыстному дарению себя. Происходит это все в трепетной атмосфере любви и заботы. Когда женщина лишь поверхностно соприкасается с материнским началом в самой себе, она обедняет и себя, и ребенка. Здесь бывают крайности.

Вспоминаю одну свою знакомую, которая, позволив двухлетней дочке вымотать себя до предела (именно так: мама позволила дочке вымотать себя), на вопрос психолога, как она оценивает свою значимость в мире по десятибалльной шкале, ответила совершенно серьезно: «Ноль». И речь идет о человеке, имеющем элитарное образование, владеющем несколькими языками, состоявшемся до рождения ребенка. Конечно, ее пониженная самооценка была связана не только с тем, что она «растворилась» в ребенке, скорее первое определило второе, но сам по себе этот факт знаменателен.

Противоположная этой и, на мой взгляд, крайняя форма кражи женщиной материнства у самой себя – полный отказ от него, так называемое движение чайлдфри, которое приобретает все большую популярность в последние десятилетия. Чайлдфри – это взрослые, которые в детстве в очень большой мере недополучили материнского внимания и опыта свободного, безусловного обмена любовью.

Среди патриархально или, лучше сказать, традиционно настроенных представителей нашего общества принято отрицательно относиться к сознательному отказу продолжать свой род. Таких людей осуждают, обвиняют в эгоизме. Я думаю, осуждать их не за что. Их выбор – это не поиск легкой жизни. Просто они травмированы, даже порой психологически покалечены в детстве. Они знают, как тяжело растить детей, и глухи к тому, что родительство еще и приносит радость. Отказ от детей – это отрицание собственного детства, страх еще раз пережить его, пусть и в роли родителя.

Вот какой запутанной и непростой может быть обычная житейская ситуация рождения у женщины ребенка. Или нерождения.

Глава 2

Психологический портрет преступника составлен

Не вооружен, но очень опасен

Травматические ситуации детства не дают по‑настоящему повзрослеть не только социально, но прежде всего внутренне, психологически. Такой человек прячет внутри себя маленького травмированного ребенка. Этот ребенок затем всю жизнь ищет любви. Конечно, любви хотят все, но у травмированного внутреннего ребенка ее поиск происходит болезненно, мучительно, во что бы то ни стало, вопреки всему – и собственному достоинству, и целостности своей личности.

Мать с пятилетней дочерью читают сказку про Питера Пэна, в частности, тот эпизод, где родители уже родившихся детей, героев этой сказки, решают, оставить их или отдать кому‑то.

Вообще, сама постановка вопроса всегда казалась мне дикой и совсем неподходящей для детской сказки: как это так – размышлять о том, отдать ли кому‑то своих детей?

Но продолжим. Мама читает дочке этот эпизод, и на нее вдруг потоком обрушиваются воспоминания детства, когда она слышала от собственной мамы: «Будешь себя плохо вести, отдам тебя в детский дом». И не важно, что мама на самом деле не собиралась ее никуда отдавать, говорила эти страшные слова только

в воспитательных целях. Теперь эта выросшая девочка, уже сама ставшая мамой, снова чувствует жуткий страх остаться одной, быть отданной чужим людям. Опять чувствует себя ненужной собственной маме, самому дорогому своему человеку.

Как поступает выросший внутренне человек без «вождя краснокожих» в душе? Он ловит себя на переживании этого горького чувства, но отказывает себе в праве обвинять своих родителей. Он понимает, что его мать была по меньшей мере психологически неадекватна, когда произносила эти угрозы, что нормальный, уравновешенный человек не может подобным образом пугать своего ребенка. Такой матери можно только посочувствовать, но обижаться на нее бессмысленно и вредно. Как поступает человек с невыросшим внутренним ребенком? Он будет обижаться на свою мать и искать того, кто его пожалеет.

Он может обратиться за сочувствием к собственному ребенку. Расскажет своей дочери, какой он бедный, несчастный, как его обижали в детстве. По сути дела, он меняется ролями с ребенком и выбивает у него почву из‑под ног. Детям жизненно важно видеть родителей излучающими уверенность и силу. Перемена ролей губительна для психики ребенка, он не способен нести родительскую ношу.

Взрослый, рассказывающий сыну или дочери о том, какими монстрами были его родители, подсознательно дает понять собственному ребенку, какой он, в отличие от них, хороший папа или мама. Он ведь не угрожает в случае плохого поведения отдать отпрыска в детдом, он совсем другой, и пусть сын или дочь оценит это по достоинству. Это попытка самоутверждения в глазах собственного ребенка, которая проистекает из неуверенности в себе.

Внутренний ребенок неуправляем, с ним практически невозможно договориться, он подчиняет себе всех вокруг и манипулирует всеми, как ему заблагорассудится. В его мотивах и поступках отсутствует здравый смысл; он весь состоит из сиюминутных необъяснимых порывов. Это деспот, от которого никуда не денешься и которого порой хочется убить.

Распоясавшийся ребенок, маленький «вождь краснокожих» – персонаж очень яркий и колоритный. Он кидается камнями, пытается снять скальп со своих горе‑похитителей, которые, по сути, становятся его заложниками. Такой он в рассказе О. Генри. Как это все узнаваемо и как легко переносится в нашу семейную историю!

Скальп со своих близких я снимала практически каждый день. Разумеется, в переносном смысле. Когда мы лишаем своих близких права выбора, когда мы жестко диктуем им условия жизни и взаимодействия, мы убиваем их. Например, принуждать ребенка во что бы то ни стало закончить музыкальную школу – разве это не насилие?

Герой рассказа О. Генри не любит ходить в школу и сидеть дома. И то и другое приложимо и к нашим реалиям. Дом – это место, где мы поневоле остаемся сами с собой и вынуждены сами с собой общаться. Если мы себе неинтересны, то пребывание дома невыносимо. Мы стремимся как можно скорее сбежать от себя туда, где наша личностная неполноценность будет возмещена другими, внешними моментами: общением, учебой, развлечениями.

А что такое школа? Это, прежде всего, границы, правила, нормы поведения – все то, что не дает сорванцу окончательно распоясаться. А наш внутренний оголтелый «вождь краснокожих» может существовать только там, где нет разумных личностных границ, где нет ощущения своей полноценности вне зависимости от людей и обстоятельств.

Парадоксально, но факт – человек с невыросшим внутренним ребенком часто представляет собой бледное существо с неосознанными желаниями и отсутствием стремления к осуществлению таковых. Это существо растворяется в заботе об окружающих, которые этого совершенно не ценят.

Пример: мать семьи, которая с рождением детей оставила работу, посвятила себя утюжке рубашек, приготовлению борщей и котлет, а муж и дети относятся к ней как к прислуге, воспринимая все эти кулинарные изыски как должное.

Я не отказываю женщине в праве оставить работу и посвятить себя семье. Я за то, чтобы она делала это ради себя, а не ради других. Чтобы она отказывалась от работы не

потому, что муж требует ежедневно горячий борщ и котлеты, а потому, что ей самой нравится готовить борщ и котлеты. В этом реализуются ее творческие способности, делая ее жизнь счастливой, осмысленной и полноценной. Разница есть, согласитесь.

Женщина должна получать удовольствие от своей жизни, от пребывания дома, с детьми, а не превращаться в злобную фурию или безучастную тень, которая где‑то в глубине души чувствует, что живет не своей жизнью.

Любовь, которая душит

Я выглядела вполне взрослым, самостоятельным, профессионально состоявшимся человеком, но внутри себя ощущала маленького ребенка, очень ранимого, обидчивого, жаждущего любви и желающего любить.

Этот ребенок не имел достаточного представления о психологических границах других людей и границах собственной личности. Он легко влезал на чужую территорию и не сопротивлялся, когда по отношению к нему совершали то же самое. Он не очень хорошо понимал, чего хочет или не хочет, был зависим от общественного мнения. Ему оказалось сложно строить полноценные партнерские отношения с человеком противоположного пола, поскольку выбор такого ребенка изначально предопределен – он будет незрелым.

Я нашла силы признаться себе, что я чайлдфри в латентной форме – женщина, которая все‑таки родила детей, хотя боялась той ответственности, которая с ними связана.

Я, как и многие дети советского времени, не получила, с одной стороны, опыта безусловной любви, который на всю жизнь обеспечивает уверенность в себе, а с другой – не усвоила такого понятия, как границы, представление о которых дает отец. Мои родители развелись, когда мне не было еще и года. И я с тех пор не видела своего отца.

Все это сделало меня очень тревожной, уязвимой, несамодостаточной. Я с самого детства не могла открыто говорить другим, что мне не нравится, все время шла сама с собой на компромиссы. В конфликтных ситуациях с другими людьми я часто перешагивала собственное достоинство, оправдывая других и обвиняя себя.

Но колоссальный ресурс любви, присущий женщине, жил во мне и искал выхода. Я сдалась и в тридцать с небольшим родила сына.

Теперь я понимаю, как важно, прежде чем становиться родителем, реабилитировать и вырастить собственного внутреннего ребенка. Но я этого не сделала.

В первый раз увидев сына, я подумала: наконец‑то в моей жизни появился человек, на которого я могу направить скопившуюся во мне нерастраченную любовь. Звучит вроде бы красиво, но на самом деле такая любовь затягивает на горле «пуповину» и не дает дышать своему объекту.

Мой сын нуждался во мне, но гораздо больше я нуждалась в нем. Только в нем я могла во всей полноте утолить свою жажду любви и разместить свою патологическую тревожность. С ним мой внутренний ребенок чувствовал себя нужным, любящим и любимым.

Не могу не вспомнить яркий момент из своих взаимоотношений с сыном. Когда ему исполнилось всего две недели, я вдруг представила, что он вырастет, станет мужчиной и у него появится любимая женщина. Катастрофа! Как это так, неужели он будет принадлежать еще кому‑то, кроме меня? Подлая разлучница! Я буквально проклинала эту неведомую женщину, которую мой сын изберет себе в спутницы жизни!

Правда, я смогла поймать себя на этом, посмеяться над собой и делаю это до сих пор, но само по себе это очень показательно.

На женских сайтах не утихают споры: кормить или не кормить грудью бесконечно долго, кормить по требованию или по расписанию, спать или не спать с ребенком, откликаться или не откликаться на все его крики. На все эти вопросы я отвечала только «да»: кормить, спать, откликаться!

Один случай показал мне, насколько поведение сына – плохой сон, беспокойство, требование постоянного внимания – было связано с тем, что я сама этого неосознанно желала, и он отвечал на мой запрос.

Когда сыну было пять с половиной, у меня родилась дочь. С этого начался долгий путь моего отрезвления и «выздоровления», который в конечном счете привел к тому, что я пишу эту книгу.

До появления дочери сын очень плохо спал. Мне приходилось вставать к нему по несколько раз ночью, а когда я выбивалась из сил, он перебирался ко мне. Чтобы как‑то решить эту проблему, я перепробовала все возможные средства официальной медицины и гомеопатии – ничто не давало эффекта.

Но в тот день, когда я переступила порог дома с новорожденной дочерью на руках, сын впервые за всю свою жизнь проспал всю ночь с девяти вечера до восьми утра, ни разу не проснувшись. И все последующие ночи он спал так же хорошо. Проблема с его сном решилась сама собой. В чем было дело? В какой‑то момент я осознала, что он не спал не потому, что у него были неврологические или какие‑либо еще проблемы, а потому, что, как ни странно это прозвучит, мне нужно было «разместить» в нем свою тревожность, свою потребность тотального контроля. И он, тонко чувствуя меня, будучи глубоко привязанным ко мне, давал то, что мне требовалось. Как только у меня эта необходимость отпала (или, точнее сказать, была перенесена на дочь), он перестал «поставлять» мне поводы для ночного беспокойства и смог наконец выспаться.

Это показало мне, до какой степени от нас самих зависит, как будут вести себя наши дети. Я поняла, что это именно я лишала своего ребенка полноценного отдыха на протяжении пяти лет. Парадоксально, правда? Если бы мне кто‑нибудь посторонний рассказал эту историю, я бы не поверила. Но это произошло со мной.

Вы спросите, как же, собственно, мне надо было себя вести? Если ребенок плачет, не спит, если ему необходимо внимание матери, неужели оставить его в кровати «прокричаться»?

Мне кажется, вопрос не в том, как себя вести, а в том, как себя ощущать. Если бы я была спокойна и самодостаточна, то и ребенок был бы спокойнее. Дети отражают нас, как зеркало.

Казалось бы, я уделяла сыну максимальное внимание, поступала самоотверженно, прямо как «настоящая мать», но в том‑то все и дело, что любовь часто принимает нездоровые формы. Моя безграничная привязанность и даже зацикленность на сыне сослужила ему плохую службу: он рос, не имея понятия о границах, считал меня своей собственностью и, похоже, не представлял себе, что у меня могут быть какие‑то еще привязанности, кроме него.

Появление сестры стало для него потрясением. Принять конкурента непросто любому ребенку, даже тому, кто растет в атмосфере здоровых отношений. Но там, где мать безраздельно принадлежит своему чаду, появление второго становится поистине трагедией, которая может предопределить отчужденные отношения между родными братьями и сестрами на всю жизнь.

Между моими детьми до сих пор отношения не такие, как мне хотелось бы, и подобный импульс исходит именно от сына. Дочь тянется к нему, она его любит, трогательно заступается за него, а он относится к ней холодно. Меня это очень волнует. Я представляла себе их отношения совсем иначе. Я мечтала, что брат с сестрой будут нежно и трепетно заботиться друг о друге и обо мне, и нас всех будет связывать чувство взаимоуважения, любви и глубокой привязанности. Идиллическая картинка!

Многие скажут, что ревность между детьми – обычное явление. Возможно. Но в моем случае причиной было именно мое неумение привить ребенку границы с самого раннего возраста.

Первое время сын переживал тихо, про себя. Но когда дочь немного подросла, он взял реванш – начал провоцировать сестру, дразнить, высмеивать. Она кричала в ответ, а затем усвоила его приемы, стала отвечать тем же. Он в свою очередь начал применять крик. В доме стало невыносимо. Разобраться в стычках между детьми было невозможно, хотелось только одного – бежать, и как можно быстрее, к этой вожделенной «канадской границе», где бы она ни находилась!

Момент истины

Отношения между детьми и мной сплелись в безумный невротический клубок, где единственным средством противодействия психологической агрессии был крик, и мой в том числе. Именно тогда я осознала, что в нашей жизни произошла какая‑то чудовищная подмена, какая‑то невероятная кража, которая страшна тем, что рядится в одежды нормальной среднестатистической семейной ситуации.

Ничего подобного, это ненормально, когда дети орут, соперничают друг с другом за внимание матери! Это сигнал серьезного неблагополучия в семье.

Я поняла, что потеряла саму себя, причем случилось это не в тот момент, когда у меня появились дети, а гораздо раньше. У меня украли меня саму, и я позволила этой краже совершиться.

Потерянный человек. Представляете себе, как он выглядит? Слабый, испуганный, неуверенный в себе, не чувствующий границ, не находящий в себе опору. Он непредсказуем, с ним страшно, так как никогда не знаешь, как он отреагирует на вполне безобидные вещи. Да ему и самому страшно с собой, ведь он тоже не знает, чего ему от себя ожидать. Я представляла психологическую опасность для своих детей, а они были моими заложниками. Миллионы детей растут в таких отношениях, усваивая нездоровые реакции, агрессию как метод психологической защиты.

Прежде чем я все это осознала, прошло пять лет. Долгие пять лет я жила с мечтой о «канадской границе», бродя по замкнутому кругу с тяжеленными чемоданами своих неврозов и время от времени пытаясь скинуть их на своих детей. Казалось, что спасение находится где‑то вовне, надо просто убежать из ситуации. И я пыталась время от времени физически устраняться от общения со своими детьми.

Понятно, что всем мамам нужен отдых, но у меня это носило характер именно побега. Впрочем, и убегая от них, я не чувствовала себя счастливой. Несмотря ни на что, я очень любила их, скучала и ощущала вину из‑за того, что сейчас не с ними. И это все из‑за отсутствия здорового представления о том, что любой человек имеет право на отдых.

Если женщина проводит какое‑то время без детей и чувствует себя при этом счастливой, это не означает, что она плохая мать. Но мне было очень трудно со своими детьми и очень плохо без них. Я страдала, металась, а дети тем временем совершенствовались в средствах манипулирования мною.

Глава 3

Охота на вора начинается

Используйте маркеры неблагополучия

Первое, что нужно сделать женщине в подобной ситуации, – осознать, что в ее жизни непорядок, что она загнана в угол.

Кто или что может помочь ей увидеть проблему? Первый маркер – ее собственное состояние. Если женщина раздражена, срывается на крик, на слезы, если ей хочется убежать из дома, от ребенка, от мужа, значит, дело плохо.

Небольшой отрывок из дневника матери двоих детей:

«12.35. Звонила сыну, не брал трубку.

13.10. Одела мелкого, пошли искать старшего. Гулять полезно, особенно в минус восемнадцать… 13.20. Нашли у школы. Катался с горки. Выступал в роли ледянки, излучал счастье. Обещала себе не орать. Не выполнила обещание.

13.30. Дома. Оказалось, что тренировку перенесли, у него появился час свободного времени, и он решил погулять. Не понимал моих претензий. Сориентировался, изображал раскаяние. Был убедителен. Пила валерьянку. Было стыдно.

21.10. Жег в туалете бумагу, оплавил стульчак. Отрицал. Перед лицом железных доказательств сдался. Раскаяния не изображал. Утратила способность испытывать эмоции. Дала валерьянки мужу».

Знакомо, не правда ли?

Раздражительность, вспыльчивость – это внешние признаки внутренних проблем. Их нельзя оправдать тем, что человека провоцируют, что он просто реагирует на обиды. С недовольством жизнью нужно справляться изнутри. Когда это произойдет, из внешней жизни исчезнут раздражители.

Кто еще может помочь женщине осознать ее ситуацию? Конечно же, муж. Когда мужчина с рождением ребенка ощущает, что у него крадут женщину, он может не замыкаться в себе, а попытаться сказать о своих чувствах.

Раскрыть женщине глаза может мать (свекровь), если она сама прошла через это, или подруга. Многое зависит и от того, в какой форме будет преподнесена информация. Справедливости ради надо признать, что в моей ситуации был человек, который говорил мне о том, что мои отношения с сыном выстроены неправильно, что все это приведет к нежелательным последствиям. И этим человеком была моя собственная мать. Но слова, в которые она облекала информацию, а еще сильнее тон этих высказываний – не допускающий возражений и ждущий обязательной ответной реакции с моей стороны, именно той, которую она считала нужной, – не позволили мне ее услышать.

И последний, но, пожалуй, первый по значимости человек, который может помочь женщине осознать тяжесть ее ситуации, – это сам ребенок. Его поведение, его отношение к матери больше, чем что‑либо другое, характеризует ее саму.

Я не отрицаю влияния на поведение ребенка генетических, перинатальных факторов. Тем не менее и в случае первой кражи – когда женщина крадет себя у себя и «залипает» на ребенке, и в случае второй – когда женщина обкрадывает свое материнское начало и крадет себя у ребенка, – именно ребенок будет самым ярким показателем свершившейся кражи, той или иной.

В первом случае он будет «не слезающим» с нее существом, требовательным, капризным, с беспокойным сном и беспокойным бодрствованием. Он не будет соглашаться оставаться ни с одним из взрослых. Он будет до истерик зависим от постоянного присутствия матери рядом с ним.

Во втором – ребенок будет не по годам самостоятельным. Он словно бы совсем не будет нуждаться в матери. Он легко будет оставаться с другими людьми и сильно привязываться к тем, с кем проводит больше времени. Он не будет торопиться домой из садика.

Безусловно, эта никакая не самостоятельность. На самом деле ребенок будет очень нуждаться в матери, страдать от недостатка ее внимания.

И вот, когда женщина наконец осознает, что заперта в душной комнате, что ее страстное и непреходящее желание сбежать говорит о глубоком неблагополучии в ее семейных отношениях, вот тогда она сможет дать себе шанс раздвинуть свое внутреннее пространство до тех границ, которые англичане определяют как «мой дом – моя крепость». Мне кажется, в этой поговорке речь идет не только о физических границах нашего жилища, в которых человеку хорошо, уютно, где он чувствует себя защищенным. Речь идет и о выстраивании безопасных, комфортных границ своего внутреннего дома, границ своего психологического пространства. Только выстроив и соблюдая эти границы, требуя того же от окружающих, в том числе и от детей, человек способен достичь гармоничного бытия.

Определите здоровые границы

Каковы же здоровые границы личности, из которых человеку не захочется убежать?

Прежде всего определимся с самим этим понятием. Толковый словарь дает два значения. Первое: линия раздела между территориями, рубеж. Второе: предел, допустимая норма. И то и другое нам пригодится.

Одно из возможных определений следующее: граница – это реальная или воображаемая линия, определяющая предел субъекта и отделяющая его от других.

Кожа – физическая граница человеческого существа. Ее нарушение происходит, когда совершается рукоприкладство в любом виде: удар, любое физическое ограничение свободы, насилие, убийство.

Личное пространство – территория, где человек чувствует себя спокойно и уверенно, где он может остаться один. Это его комната, его стул, его шкаф. Личное физическое пространство – еще одна граница личности.

Право собственности – не только юридическое понятие, оно тоже относится к нашим границам. Есть ли у вас вещи, которыми пользуетесь только вы? Например, ваша чашка, ручка, полотенце, квартира, дом, самолет? Если да, то именно по этим вещам проходит ваша граница собственности.

Может прозвучать парадоксально (особенно после абзаца о границах собственности), но на самом деле в этой жизни мы ничем не владеем безраздельно. Не стоит обольщаться: ни другие люди, включая наших детей, ни наше имущество и деньги нам не принадлежат. Дети зависят от нас очень недолго, а деньги и имущество мы можем утратить в одночасье по независящим от нас причинам.

Единственное, что нам на самом деле принадлежит, – это время. Куда мы его употребим, на кого потратим, кому позволим его занять – зависит от нас. Есть ли у нас время на себя, или оно полностью узурпировано другими? Временны́е границы не столь очевидны, как, скажем, территориальные, тем не менее их тоже можно обозначить.

И напоследок о границах, нарушаемых настолько часто, что мы даже не представляем себе жизни в условиях их соблюдения. Это эмоциональные границы. Они показывают, где наши чувства, а где – чувства других людей. Если наши собственные эмоциональные границы четко не выстроены, мы позволяем другим людям «повесить» на нас ответственность за их чувства, испытываем вину, когда кто‑то из наших близких, а иногда и не очень близких – начальник, коллеги – недоволен. Или сдаемся под натиском ребенка, когда он давит на жалость, и, не умея защищать свои эмоциональные границы, покупаем ему ненужную игрушку.

Мы в свою очередь нарушаем эмоциональные границы ребенка, когда говорим ему, какие чувства ему надо или стыдно испытывать. На самом деле лучшее, что мы можем сделать, – это разрешить себе и другим быть вправе испытывать любые чувства в любых ситуациях.

И последний вид границ, о которых мы скажем, – это границы духовные. Они относятся к внутренним ценностям, таким как самоуважение, свобода, здоровье, семья, дети и так далее. Когда нет четких духовных границ, то под влиянием других людей мы можем отступиться от своих ценностей.

Конечно, в отношении детей рано говорить о духовных границах, но как факт их стоит упомянуть.

А как с этим у вас?

Мы определились с границами, в которых только и может существовать здоровая личность. Следующий этап – нам необходимо понять, каким образом и какие из этих границ нарушаются.

Так случилось, что буквально с рождения первого ребенка я утратила собственное личное пространство и, что самое печальное, не стремилась его восстановить. Я позволила сыну, а затем дочери поочередно занять место в моей кровати. У меня не было своего письменного стола, не говоря уже об отдельной комнате. Пожалуй, единственное, что было только моим в моем собственном доме, – полочка с косметическими принадлежностями в ванной.

Эта проблема – отсутствие личного пространства – могла быть решена даже в тех далеко не роскошных жилищных условиях, которыми мы располагали. Могла быть решена, но не была. И это только моя ошибка, которая проистекала из моего желания раствориться в детях, поставить их интересы на первый план.

С эмоциональными границами дела обстояли не лучше. Я взваливала на себя ответственность за чувства других людей и потому не позволяла себе своих, все время сомневалась в том, правильно ли я реагирую, могу ли я вообще открыто проявлять чувства, которые испытываю. Я все время боялась показаться смешной, быть непринятой, высмеянной.

Мои дети помогли мне осознать, насколько все запущенно. Своими скандалами, разборками, криками они заставили меня задуматься о том, что происходит со мной.

В каком‑то источнике я прочитала такое высказывание: личность – это человек, способный позволить себе себя. Удивительное определение! Меня учили в детстве, что истинная личность – это человек, способный совершить подвиг, броситься на амбразуру, пожертвовать собой ради других. А тут – «позволить себе себя». Подумаешь! Мы именно это и делаем каждый день на протяжении всей своей жизни. Это совсем не трудно.

Теперь я думаю иначе. Позволить себе хотеть то, что хочется именно тебе; уметь сказать «нет»; совершать поступки, которые проистекают из твоих желаний, пусть не встречая одобрения окружающих, – все это мало кому удается, особенно если речь идет о женщинах. Ведь чаще всего именно они в силу разных причин боятся проявить свою истинную сущность, свои настоящие желания, мимикрируя то под мужа, то под ребенка.

Очень важно не бросаться на амбразуру, а уметь выстроить себя внутри себя и изо всех сил защищать – вот, на мой нынешний взгляд, идеал здоровой, состоявшейся личности. Сделать это – настоящий подвиг.

Я не виновата!

Вот это главное. Вот это правда.

Глядя сейчас из своего настоящего на ту меня, которая впервые взяла на руки сына, я испытываю чувство какой‑то пронзительной нежности и даже восхищения тем, что она, будучи очень психологически хрупкой и уязвимой, не получившей опыта безусловного принятия, сама нуждающаяся в помощи, смогла открыть в себе практически уничтоженные ресурсы любви.

Тогда, к сожалению, я себя не любила, не ценила, и моя любовь принимала порой искаженные формы, но в ней было и изумление перед чудом появления на свет новой человеческой души, нового человеческого существа, в ней были страх и желание сохранить это существо, не навредить ему, радость вникания в его интересы и потребности.

Именно это, истинное, позволило мне, несмотря ни на что, подняться над ситуацией, изменить ее и измениться самой.

Выводы первой части

Очевидные:

• Женщина от природы обладает практически неиссякаемым источником любви. Ее задача – научиться грамотно этим сокровищем распоряжаться.

• Рождение ребенка или сознательный отказ от него – это «час Х» в жизни женщины, который обнажает ее детские травмы.

• С появлением ребенка женщина рискует попасть в ситуацию кражи себя – как женщины или как матери.

• Этому риску в значительной мере подвержена женщина с «вождем краснокожих» внутри.

• Женщина не должна зацикливаться на чувстве вины по поводу тех ошибок, которые она совершила в воспитании детей. Более того, ей нужно понять, что в отношениях с детьми дело вообще не лежит в плоскости «вина – виноватый».

Неочевидные:

• Многие женщины рожают детей, на самом деле не желая их, а некоторые не рожают, боясь их.

• Часто сама женщина может быть не заинтересована в том, чтобы ее ребенок стал самостоятельным.

• Желание женщины сбежать от своих детей – признак неблагополучия в ее семье. • Эмансипация поставила перед женщиной много новых трудных задач.

Ну что ж, мы уже проделали очень большую работу. Разбирая банальную ситуацию из жизни обыкновенной женщины, в которой ее всего‑навсего не слушались собственные дети, мы наткнулись на целую запутанную детективную историю. Мы констатировали факт кражи и признали, что в моем случае она была практически неизбежна. Осталось самое сложное – вернуть украденное.

Часть II

Как вернуть себе себя

Глава 1

Стратегический план по обезвреживанию противника

Я не железная!

К сожалению, я, во‑первых, не умела выстраивать временны́х границ и не научила этому детей. Я была для них доступна в течение 24 часов в сутки.

Во‑вторых, я их не слушала, точнее, не слышала. Я не давала им права испытывать негативные чувства, в том числе по отношению друг к другу.

Третий момент – я была очень эмоционально несдержанным человеком и с детьми часто переходила на крик, в то время как им требовался человек с железными нервами. Нет, не с железными, с нормальными нервами. Моим детям, как и всем, требовались родители с обыкновенными нервами, а я таковых не имела.

Многие из нас, взрослых, считают детей стихийным бедствием, требующим введения перманентного чрезвычайного положения, сверхъестественной стойкости, выдержки и хладнокровия. Это не так! Ничего особенного они от нас не требуют. Это мы требуем от них невозможного.

Мы хотим, чтобы они перестали быть детьми. Ведь это нормально, когда дети шумят и производят беспорядок. Те, кто собирается, как сейчас принято говорить, «заводить детей», должны быть к этому готовы. Физиология ребенка такова, что ему до определенного возраста не под силу сидеть смирно. Нормальная, не сверхъестественная реакция взрослого человека на поведение детей – спокойствие и уравновешенность в 90 % случаев. Если взрослый, наоборот, в 90 случаях из 100 срывается и кричит, с ним, а не с детьми что‑то не так.

И, наконец, последний проблемный пункт моих взаимоотношений с детьми: я не принимала их со всеми их особенностями характера и психики. Мне хотелось, чтобы они были такими, какими хочется мне.

Как видите, во всех четырех пунктах звучит местоимение «я», все они касаются прежде всего меня. Ясно, что и начинать перевоспитание детей надо было с меня.

Один пункт из этих четырех буквально вынудил меня заняться самоперевоспитанием: моя раздражительность часто доходила до срывов – не только криков, но и кое‑чего похуже. Я не закрывала глаза на эту проблему и не оправдывала себя тем, что это не у меня одной, что это во многих семьях. После срывов я чувствовала себя опустошенной, страдала от чувства вины, считала себя плохой матерью и мучительно размышляла над тем, как эту ситуацию исправить. Я страстно желала получать радость от материнства, от общения с детьми. Мне очень хотелось, чтобы, когда они вырастут, в трудные минуты жизни воспоминания детства не выбивали из‑под ног и без того нетвердую почву, а были для них источником силы. Чтобы, вспоминая меня, они видели не разъяренную мегеру с перекошенным лицом, а женщину, излучающую уверенность, спокойствие и нежность. Эта женщина по‑хорошему предсказуема. Рядом с ней ощущаешь себя защищенным и уверенным в каждом последующем часе своей жизни. Такой воспринятый в детстве образ матери дает прививку психологической устойчивости на всю жизнь.

Как я хотела соответствовать этому образу!

Это не темперамент

И я стала работать над собой. Хочу сразу развеять распространенное заблуждение, с которым мне с изумлением пришлось расстаться. Мы обычно оправдываем издержки поведения темпераментом. Нам кажется, если человек вспыльчив, легко переходит на повышенный тон, это связано с его физиологией. Темперамент, говорим мы, это природная данность. И вот примерно через полгода планомерной работы над собой я обнаружила невероятную вещь: я перестала раздражаться и выходить из себя. Дети продолжали вести себя как обычно. Они разрывали меня на части, выясняли между собой отношения, жаловались друг на друга, пытались склонить меня каждый на свою сторону, «выносили мозг» всеми доступными способами. Но я на это не реагировала! Я оставалась спокойной. Их крики не терзали так невыносимо мой слух, как это было раньше. Вопросы сына, задаваемые раз по двадцать, не вызывали желания отмахнуться. Разбросанные дочерью игрушки и одежда не порождали глобального ощущения несложившейся жизни. Находясь в центре извержения вулкана, я сохраняла доселе неведомое мне спокойствие, перемешанное с изумлением. Это я? Это все происходит со мной? Откуда это взялось?

Я имела представление о том, что психическое состояние сильно влияет на физиологию, что ментальные установки могут изменить и преобразить материальную природу, но я никогда не верила, что это может произойти так радикально.

Я чувствовала невероятное счастье от этого дотоле незнакомого мне состояния спокойствия. Меня саму так выматывала моя прежняя несдержанность, что сейчас я не могла нарадоваться внутренней тишине.

Одновременно я испытывала страх от мысли, что это состояние уйдет так же незаметно, как пришло. Но проходило время, а я оставалась невозмутимой. Это позволяло мне действовать осознанно, а не импульсивно, выбирать самой, что сказать и как поступить, а не быть втянутой помимо моей воли в водоворот детских капризов и манипуляций. Наверное, у вас возникает вопрос – что привело к такому неожиданному результату?

Я работала одновременно над всеми проблемными пунктами наших с детьми отношений – над отсутствием границ у меня и у детей, над тем, что я их не слышала, над тем, что не давала им права на негативные чувства.

Над проблемой моей раздражительности как таковой я не работала. Она была своего рода маркером, который показывал, что средняя температура по больнице зашкаливает и большинство пациентов не‑ здоровы. Когда я начала более или менее справляться со всеми остальными болевыми точками, раздражительность ушла сама собой.

Надо сказать, что раздражительность стала моим маркером не только в ситуациях с детьми. Возникая, она говорит всегда об одном – что‑то не в порядке. Я либо не принимаю человека, на которого раздражаюсь, не даю ему права быть самим собой, либо чувствую свою вину перед ним и не могу этой вины признать, либо я просто устала…

Отказываемся от чувства вины

В первую очередь я начала учиться выстраивать свои границы во всех сферах жизни – профессиональной и личной. В отношениях с детьми это давалось мне особенно тяжело. Дети очень трудно отдают завоеванное, особенно когда этим трофеем становится рычаг контроля самого главного в жизни – мамы.

Я убедилась на собственном примере, что для установления здоровых границ в отношениях с детьми необходимо расстаться с чувством вины. Женщина с травмированным внутренним ребенком испытывает чувство вины во всех сферах жизни, но в семейных отношениях это чувство приводит к особенно разрушительным последствиям. Женщина винит себя в том, что не уделяет должного внимания детям, что проводит много времени вне дома, не успевает помочь сделать уроки или, наоборот, слишком много времени проводит дома, не дает своим детям примера активной социальной жизни. Главное – захотеть быть виноватой, а повод всегда найдется.

Чувство вины искажает отношения. Если мне кажется, что я ущемляю своих детей, чего‑то им недодаю, то в отношениях с ними я буду руководствоваться не здравым смыслом и соображениями реальной пользы, а желанием хоть как‑то загладить свою вину. Я буду падка на детские манипуляции, я буду отказывать себе в необходимом, чтобы отдать им и таким образом утвердиться в своих и их глазах. Дети чувствуют нашу неуверенность и начинают играть на ней.

В дальнейшем, если взрослый попытается изменить ситуацию и поставить себя и детей в правильные рамки, он может столько всего услышать в свой адрес! «Ты плохая!», «Ты несправедливая!», «Ты обещала, что в выходные у нас будут развлечения, а мы сидим дома!» и еще много подобного я услышала от своих детей, встав на путь «выздоровления». Но стоит все‑таки попробовать раз и навсегда сказать себе: «Я такая, какая есть. Я делаю для детей все, что могу».

Очень важно утвердиться на позиции «я – хорошая мать». Написала я это и подумала: «хорошая мать» звучит так же неудачно, как и «плохая мать». Попахивает нездоровым перфекционизмом. Лучше остановиться на формулировке: «я ничего себе мать и немало даю своим детям». Это определение лучше. С порцией здорового юмора и взвешенной оценкой своих усилий.

Эта позиция дает женщине уверенность в себе, спокойствие и возможность действовать здраво в ситуациях, когда ей нужно выстроить и отстоять свои границы и научить этому детей.

Хочу предложить конкретный прием, как избавиться от чувства вины, когда не можешь дать ребенку то, что он просит. Этот прием открылся мне спонтанно в одной ситуации с дочерью.

Если ваше чадо чего‑то очень хочет, дайте ему задание, логически связанное с его желанием. Задание должно быть таким, чтобы, выполняя его, ребенок поработал над своими слабостями. И только в случае, если он справится, удовлетворите его просьбу. Тут уже надо найти ресурсы для исполнения желаемого.

Моя дочь, очень большая любительница сладостей, стала просить записать ее на фигурное катание. Мне это было очень неудобно. Каток находился далеко, машину я не водила, да и финансовых возможностей не было. Дочь умоляла отвезти ее хотя бы на пробный урок. У нас этих пробных уроков, которые ни к чему не привели, в других сферах было уже немало. Я не хотела очередной бессмысленной траты времени и денег и поставила ей следующее условие: «Если хочешь заниматься фигурным катанием, докажи, что твое желание серьезно. Ты должна целую неделю не есть никаких сладостей. Если выдержишь, я повезу тебя на каток. Спортсмены не могут позволить себе объедаться конфетами, вот и попробуй, каково это».

Моя дочь выдержала испытание. Она целую неделю героически отказывалась от конфет, и мне ничего не оставалось, как сдержать слово. Мы поехали на каток, и дочь «заболела» коньками. Я начала было серьезный разговор с ней о том, что сладкого теперь не будет в таких количествах, как раньше, но она перебила меня: «Да, да, мама, я согласна!» Она придерживалась своего обещания, а я возила ее на каток, тратила на это время, деньги, которые, конечно же, нашлись. Я делала это с таким воодушевлением, как никогда!

У этой истории был возможен и другой финал. Моя дочь могла бы отказаться выполнять мои условия. Вероятно, так бы и случилось, если бы коньки были для нее просто очередным капризом. Тогда я бы не стала исполнять этот каприз, причем без всякого чувства вины!

Манипулятор и жертва. Два в одном

Когда кто‑то говорит о нарушении границ, своих или чужих, имеются в виду прежде всего эмоциональные границы. Когда у нас не выстроены собственные эмоциональные границы, мы позволяем другим людям повесить на нас ответственность за их чувства, испытываем чувство вины за то, что кто‑то из наших близких расстроен или недоволен. Или, наоборот, считаем, что все окружающие должны разделить наши переживания.

Нарушая эмоциональные границы, мы разыгрываем из себя жертву, мы жалуемся и давим на жалость, мы обижаемся, манипулируем, капризничаем. Например, мы обвиняем другого человека: «Ты испортил мне жизнь; это все из‑за тебя; если бы не ты…»

Начав разбираться с собой, я узнала одну на первый взгляд парадоксальную вещь. Оказывается, чем слабее у человека его границы, тем чаще и агрессивнее он нападает на границы других. Он даже не осознаёт, что выходит из зоны своей компетенции.

Мы чрезмерно контролируем поведение детей, авторитарно заявляя им: «Ты больше не должен так поступать! Сделай так‑то и так‑то!»

Мы даем непрошеные советы, сравниваем с собой не в их пользу: «Я бы на твоем месте…»; «Надо было уже давно сделать…»; «Я же говорил…».

Мы даем установки, как те или иные события расценивать: «Это полный бред!»; «Ведь ты же не собираешься его прощать?!».

Мы даже оцениваем внешность детей, их личность: «Ты бездельник!»; «Ты не блещешь красотой»; «Поскольку ты не красавица, тебе надо серьезно учиться».

Кстати, оценивание другого со знаком плюс – это такое же нарушение эмоциональных границ, как и негативная оценка.

Тяжело вспоминать, но почти все перечисленные примеры нарушения эмоциональных границ имели место в моих отношениях с детьми. Я очень часто была манипулятором и жертвой одновременно. Я навешивала детям оценки из самых лучших побуждений, а чаще всего от бессилия. Многие не выдерживают такого родительского прессинга и ломаются, становятся тихими врунами, ведь вранье – это тоже форма защиты. Оно свидетельствует о том, что человеку не хватает личностной автономии, но ему не позволяют ее на легальных основаниях.

Выходим из манипулятивной игры

Не надо сразу жать на тормоза. Для начала осознайте проблему. Оставайтесь в привычном состоянии жертвы, обиженного, капризного, манипулирующего ребенка и позвольте вашим близким также оставаться в своих ролях. Вашей задачей на этом этапе станет наблюдение за собой и другими. Отмечайте каждый раз про себя случаи, когда вы или окружающие будут переступать эмоциональные границы. Наблюдайте до тех пор, пока каждый ваш манипулятивный прием не станет для вас полностью осознаваемым еще до того, как вы будете его применять.

Когда вы полностью станете способны контролировать возникающие в вас манипулятивные импульсы, можно приступить к следующему шагу – начать их останавливать в себе и не участвовать в предлагаемых эмоциональных провокациях со стороны других. Не боритесь с другими, пусть они продолжают действовать привычным для себя способом. Сосредоточьтесь на себе: попробуйте не изображать жертву, не принимать на свой счет все слова окружающих, пропускать многое мимо ушей (даже не знаю, как еще подчеркнуть этот момент, чтобы хоть немного передать его значимость), не давить на жалость и т. п.

Когда вы попытаетесь не прибегать к привычным способам эмоциональной защиты и атаки, вас ждет серьезное обострение со стороны окружения. Оно будет провоцировать вас вернуться в заезженную колею. Почему? Потому что так легче. Всем легче существовать в том невротическом замкнутом круге, который давно кажется единственно возможным. Поэтому, когда вас будут провоцировать, молчите. Не поучайте, не воспитывайте, не объясняйте. Это только усугубит ситуацию.

На этом этапе вашего выхода из привычной эмоционально‑манипулятивной игры надо давать себе регулярный отдых. Необходимо физически и психологически исключать себя из ситуации, в которой ведутся самые ожесточенные бои за выстраивание здоровых эмоциональных границ. Проще говоря, вам нужно уходить из своего дома (чаще всего именно там происходит эта битва титанов), есть у вас такая возможность или нет.

Поначалу вам будет казаться, что вы и так справитесь. Это глубочайшее заблуждение. Поверьте, вы очень быстро выдохнетесь, сами не заметив как, и сорветесь в еще более глубокую пучину эмоциональных дрязг. Уходите из дома, делайте перерыв в общении с вашей эмоциональной группой риска и восстанавливайте свои силы. Причем это восстановление должно быть не в размере пары часов похода на шопинг или в кафе с подругой. Устраивайте себе отдых как минимум на сутки с периодичностью раз в две недели, а лучше еженедельно.

Не пытайтесь отговориться тем, что вам не на кого оставить детей. Привлекайте в качестве сиделок мужей, свекровей, сестер, братьев, подруг, нянь, наконец. Возможность есть. Позвольте себе увидеть ее. Не бойтесь. Не слушайте чувство вины, которое будет одолевать вас.

Следующий вопрос – куда пойти и чем заняться в это время? Какие картины вам рисуются? Встречи с подругами? Тусовки? Не то. Советую вам потратить это время на одиночество!

Я способна воспеть оду этому удивительному состоянию, в котором мы обретаем вдохновение и импульс к новой жизни, которое возвращает нам самих себя. Свои часы одиночества я проводила в номере гостиницы, не заглядывая в социальные сети, отключив всевозможные мессенджеры. Поначалу я испытывала небольшую ломку, не зная, куда себя

деть и чем заняться, ведь последние лет пятнадцать своей жизни я практически не бывала одна.

Здесь я призываю вас сделать то, что удалось сделать мне, правда, после некоторых тренировок. Отключите в своем сознании на эти сутки функцию «Родительский контроль» с бесплатным приложением «Тревога». Это обязательное условие, иначе у вас ничего не выйдет. Доверьтесь тем людям, которым оставили детей. Они справятся лучше, чем вы даже можете себе представить.

Со временем мне пришло в голову, с чем можно сравнить эти мои одиночные пребывания – с погружением аквалангиста на морское дно. А возвращение – со всплытием на поверхность.

Вы можете сказать, что эти отлучения из дома, расставания, пусть и краткие, с детьми и есть те самые попытки убежать от ситуации, а не решить ее. Нет, это не так. Главное отличие отдыха от бегства – в отсутствии чувства вины. Убегая от ситуации, вы терзаетесь угрызениями совести. Это главный маркер. Еще вы чувствуете себя сдавшейся, безответственной и трусливой. Когда же вы даете себе возможность отдыха, взвешенно и спокойно принимаете решение на некоторое время оставить ситуацию, вы чувствуете себя решительной, ответственной, смелой.

Расскажу о том, что меня ожидало дома после первой отлучки. Утром я вернулась. Сын еще не ушел в школу. Он нежно, очень нежно меня обнял и произнес: «Мамочка!» В его обращении было столько всего трепетно‑трогательного, любовно‑ласкового, что у меня до сих пор подкатывает ком к горлу, когда я вспоминаю об этом. Как выяснилось, они прекрасно справились без меня: в квартире был практически полный порядок, уроки сделаны. Тринадцатилетний сын накануне вечером накормил всех блинами, причем для себя и для папы он испек гречишные блины, а для сестры – большого консерватора в еде – обычные пшеничные. Последствий этой готовки в виде горы немытой посуды или рассыпанной муки не наблюдалось. В общем, это был какой‑то космос! Я чувствовала гордость за себя, я ощущала себя крутой матерью, у которой выросли невероятные дети. Я гордилась своими детьми! Обняв сына, я пообещала ему и дочери повесить на грудь шоколадные медали за проявленную сознательность.

Награждение я провела по всем правилам. Торжественно объявила благодарность каждому: сыну за активность, дочери за исполнительность. Себя я тоже наградила. Сидя в уютном кафе, потягивая любимый кофе, я испытывала какое‑то удивительное чувство. Внутри меня была тишина в разных видах: тихой радости и тихого изумления.

Переходим на уровень свободы

Справедливости ради надо отметить, что мое первое общение с дочерью после отлучки произошло не в столь мажорных тонах. Я впервые пообщалась с ней, только когда она вернулась из школы, и это произошло по телефону. В этот вечер у меня была назначена встреча. Поняв, что не увидит меня еще несколько часов, дочка начала капризничать и по привычке обвинять: я тебя давно не видела, а ты опять куда‑то ушла, как ты можешь и т. п. Первым моим побуждением было продолжить стратегию уверенной в себе мамы, не покупающейся ни на какие манипуляции. В моей голове пронеслись фразы, уже готовые сорваться с языка: «Я буду занята сегодня и буду отсутствовать столько, сколько мне нужно. Когда я освобожусь, тогда и приду домой. Не дави на меня». Но я вовремя остановилась. Вместо всего этого я предложила ей повидаться до моей вечерней встречи, сходить в магазин купить ей конфеты. Она была счастлива, инцидент был исчерпан, и она получила силы ждать меня до вечера.

Что я поняла в этой ситуации? Почему я поступила таким неожиданным даже для себя образом? Почему не побоялась дать своей дочери послабление и внять ее капризу? Этот эпизод открыл для меня и помог сформулировать прямо‑таки метафизическую по значению истину. Возможно, кому‑то она покажется банальной, но для меня это было открытием. Оказывается, расставшись с чувством вины, вы обретаете свободу. Не в узком, бытовом понимании, когда вы решаете, что выбрать – кусок торта или стройную фигуру, хотя и это важный выбор. А глобальную свободу, когда вы способны принимать решение не под давлением обстоятельств, не идя на поводу у своей жалости, не из страха показаться плохой в глазах окружающих, а исходя из глубинного смысла самой ситуации и пользы для всех.

Когда обретается такая свобода, человек не гнет свою линию: вот, мол, я избрала роль независимой, не отягощенной чувством вины мамы и везде буду так прямолинейно действовать, во всех случаях буду давать понять окружающим, и прежде всего своим детям, насколько я последовательна и бескомпромиссна. Истинная свобода дает возможность человеку почувствовать, где надо временно отступить от своей стратегической линии, потому что другой человек пока не готов полностью принять твою позицию, особенно если этот человек маленький. Я видела, что дочь пытается манипулировать мной, давить на жалость, на чувство вины, и я пошла ей навстречу. Конечно, внешне это могло выглядеть как моя капитуляция, но я сделала это не под давлением ее капризов. Я сознательно и свободно решила временно сойти со своей позиции. Я сделала это потому, что почувствовала: претензии дочери ко мне – реальный крик о помощи, который она облекла в привычную для нее форму психологического давления и манипуляции. Она еще маленькая, эмоционально очень ранимая. Сейчас она нуждается в том, чтобы увидеть меня, прикоснуться, зарядиться от меня любовью и обрести душевное равновесие. И я дала ей это. Обретенная внутренняя свобода позволила мне быть гибкой.

В этой ситуации я, возможно, впервые в жизни дотянулась до того истинного, высокого и великого, что именуется настоящей любовью. Ее можно достичь только из состояния свободы. Обретая свободу, мы становимся способны любить другого человека по‑настоящему. Освободившись от чувства вины, выстроив свои границы, мы можем выйти на абсолютно новый уровень нашей жизни, где отстаивать границы просто нет никакой необходимости. Это уровень любви.

Мы позволяем любимому человеку быть самим собой, принимаем его со всеми изъянами, признаем его чувства и его право вести себя так, как ему необходимо. Мы разрешаем ему делать то, что на нижнем витке своего движения назвали бы вторжением на нашу территорию. Но наши границы стали настолько гибкими и пластичными, что мы можем их двигать, как хочется, как этого требует конкретная ситуация, как этого требуют интересы наших близких людей.

Мы встретились с дочкой, пообнимались, сходили вместе в магазин, и она счастливая побежала домой, а я пошла на свою встречу, еще раз поразившись тому, как много осознаний дала мне всего лишь одна небольшая отлучка.

На второй день после моего возвращения дочь сказала: «Мама перестала на меня повышать голос. Как мне это нравится!» Это было еще одной наградой для меня.

Только когда вы дадите себе возможность отдыхать, вы сможете выдержать то обострение эмоционально‑манипулятивных игр со стороны ваших близких, которое сами же спровоцируете своим отказом в них играть. Обострение со временем (у меня это заняло несколько месяцев) пройдет, окружающие примут то, что вы вышли из игры. Дети начнут бессознательно копировать вашу новую, здоровую позицию. Не надейтесь, что у вас все будет гладко и без откатов. Даем детям четкие контуры эмоциональных границ, за которые переступать нельзя, оговариваем последствия их нарушения и подстраховываем срывы соблюдением договоренностей.

Глава 2

Как мы учились уважать границы друг друга

Смайлики и штрафы

Я выбрала несколько важных, на мой взгляд, принципов, по которым были сформулированы новые правила поведения в нашей семье. Как оказалось потом, я интуитивно нащупала точки, по которым проходят здоровые границы личности.

Правила действовали, как законы физического мира – на всех, без исключения. Я относила их и к себе.

Соблюдение каждого вида границ оценивалось по определенным параметрам. Если человек нарушал границу, он получал отрицательный смайлик.

Если у кого‑то из нас по всем ограничительным параметрам накапливалось больше пяти отрицательных смайликов в день, на следующий день он полностью лишался гаджетов, а я платила штраф в нашу копилку для путешествий, поскольку в отношении меня запрет гаджетов осуществить было невозможно – компьютер и телефон были моими рабочими инструментами.

Иногда отрицательный смайлик можно было нейтрализовать положительным, который присуждался, если человек делал что‑то сверх ограничительного параметра. Например, просто за отсутствие рукоприкладства положительный смайлик не ставился, так как это норма. Улыбающаяся мордочка находила своего героя в том случае, если он, например, мог проявить тактильную ласку по отношению к другому, с его, разумеется, позволения.

Важно помнить: какие бы мудрые правила поведения вы ни устанавливали, если их каждодневно, особенно на первых порах, занудно не исполнять, все потуги будут обречены на провал.

Устанавливаем пограничные вышки

1. Уважать физические границы друг друга мы учились через полный запрет какого‑либо рукоприкладства. Интересно, что этот вид неуважения к чужим границам чаще проявляла моя семилетняя дочь, нежели тринадцатилетний сын. Она чуть что кидалась на него с кулаками, и ему часто оставалось только уворачиваться от нее. Этот запрет распространялся и на кота как на полноправного члена нашей семейной ячейки. Его нельзя было ни хватать на руки, ни тащить куда‑то без его желания. Cын придумал, как формально обойти этот запрет. Он начал таскать кота прямо в его переноске, аргументируя тем, что он к коту не прикасается, а значит, и рукоприкладства нет. Пришлось оговаривать и этот момент.

Я ввела запрет на подглядывания. У моих детей это было – сын подсматривал за сестрой, но скорее не потому, что ему на самом деле это было интересно, а потому, что уж очень бурно она на это реагировала. Мне кажется, для нее это была увлекательная игра. Я приняла решение эту игру прекратить.

В общем, с соблюдением физических границ мы справились быстрее всего, это получилось как‑то легко и незаметно.

2. Пространственная граница. Конечно, здорово, когда у каждого члена семьи есть своя отдельная комната. Тогда установить границу довольно просто. У меня не было возможности создать детям такие условия, поэтому мы учились уважать границы друг друга на простых вещах – не входили без стука в комнату, если человек закрыл за собой дверь, если он хотел с кем‑то поговорить по телефону и т. д.

3. От посягательств на личную собственность ограждал запрет брать чужое без спроса. Нарушение этого запрета, как и любых других, каралось отрицательным смайликом. Положительный смайлик можно было получить, например, дав другому попользоваться своей вещью.

Интересно, что после введения этого запрета сын вдруг разрешил дочери играть с его сложными моделями «Лего», которые раньше ревниво оберегал.

В дальнейшем это правило – «не брать чужого без разрешения» получило у нас достаточно широкое толкование и распространилось на самые разные вещи. Например, помешать разговору другого человека по телефону, не дать ему спокойно читать книжку, рисовать, смотреть передачу – это было тоже нарушением правила.

4. Временна́я граница. В этом у нас был полный беспорядок. Когда я была дома, дети не давали мне прохода, когда уходила из дома, мы начинали бесконечно названивать друг другу, причем инициаторами звонков были и я, и они попеременно.

Я не могла до определенных пор привить детям уважение к моему личному времени. Дело опять в том пресловутом чувстве вины, которое буквально парализует способность женщины поступать здраво. Я была достаточно занятой мамой и считала, что лишаю детей своего внимания, поэтому, приходя домой, не давала себе отдыха и погружалась в их проблемы, ссоры, в общем, растворялась в них.

Чтобы научить детей уважать мои временны́е границы, я ввела следующие правила: «Полчаса тишины после прихода мамы домой» и «Три момента тишины по 15 минут на протяжении всего дня». Если мы встречались только вечером, оставался один 30‑минутный и один 15‑минутный перерыв.

Мы договорились, что в мое отсутствие дети не будут мне звонить, но могут писать эсэмэски. Для дочери, названивавшей бесконечно без всякого повода и еще не умевшей хорошо писать, это стало, с одной стороны, сдерживающим фактором, а с другой – стимулом развивать свои эпистолярные способности.

Кстати, 15‑минутные перерывы на молчание были проявлением не только их уважения ко мне, но и моего к ним. Родители часто считают, что имеют право дергать детей когда вздумается, но при этом не позволяют дергать себя.

Ну а 30‑минутный перерыв после прихода с работы – это вообще очень важный предохраняющий и оздоравливающий момент. Когда родители больше всего срываются? В первые полчаса. Во всяком случае, у меня именно так. Приходишь уставшая, и понеслось: «Почему посудомойка не разгружена, почему вещи валяются, почему у кота лоток не убран и т. д.?» Так что лучше дать себе время выдохнуть, и тогда приходят силы на улыбку и возможность посмотреть на все не так пристрастно.

Как делала я? В эти полчаса молчания я начинала убирать то, что меня раздражало, а этого всегда было предостаточно. Дети могли ко мне молча присоединиться, я могла молча им указать на то, что надо сделать.

Общими усилиями мы приводили жилище в порядок и таким образом выводили ситуацию на какой‑то человеческий уровень без извержений эмоциональных вулканов. Потом, когда я стала способна не раздражаться на встречающий меня иногда беспорядок, необходимость в 30 минутах молчания отпала сама собой.

Положительных смайликов во временны́х границах не было, так как я не считала нужным поощрять детей не трогать меня свыше оговоренного времени. Все‑таки, если ребенок нуждается в родителе, он имеет право подойти к нему. Нужно дать друг другу отдых и тишину на какое‑то время, а в остальном – добро пожаловать!

Начав выстраивать временны́е границы, я позволила себе не готовить детям так тщательно, как раньше, не убирать так часто, не водить их на развлечения так регулярно, как раньше, не гулять с ними ежедневно, не укладывать спать каждый день ровно в девять вечера. Кто‑то, читая это, возмутится: как можно не готовить детям полезную еду, не убираться регулярно, не гулять и т. д.?

Речь не идет о том, что не надо заботиться о правильном питании детей и сбалансированном режиме дня. Речь о том, что эти правила маме не стоит соблюдать во что бы то ни стало, вопреки своей усталости и даже порой изнеможению. Если вдруг что‑то не получилось и дети поели бутербродов или хлопьев, не стоит заниматься самоедством и считать себя «плохой матерью».

Кстати, когда я позволила себе не быть такой въедливой и скрупулезной в готовке, уборке, режиме дня, я стала гораздо чаще готовить трудоемкие блюда. Раньше у меня не было ни малейшего желания с этим возиться, а когда я сняла мною же подвешенный над головой дамоклов меч обязаловки, откуда‑то появилось желание совершенствоваться в кулинарном искусстве.

Выстраивая временну́ю границу, я стала позволять себе отдыхать, веселиться, проводить время без детей. Теперь я гораздо меньше названивала им, чтобы проконтролировать. Это тоже стало одним из правил соблюдения временны́х границ, на сей раз временны́х границ детей.

5. Мне казалось, что отстроить эмоциональные границы гораздо проще, чем все остальные. Но не тут‑то было! Я поняла, что проблема не в каких‑то локальных нарушениях и последующей достаточно быстрой реставрации. Эмоциональные границы в нашей жизни зачастую представляют собой ужасающие руины. Их невозможно быстро восстановить, как невозможно за неделю возвести громадный небоскреб. Нарушение эмоциональных границ, своих и чужих, стало для многих из нас второй натурой, с одной стороны. С другой – бывает трудно отследить, где ты нарушаешь границы другого человека, а где нет. При этом (парадоксально, но факт!) свои эмоциональные границы мы пытаемся защищать всегда, в любом случае, невзирая на то, здоровые они у нас или нет, четкие или размытые, отстроенные или разрушенные. Собственно, обида, столь нами любимое и столь распространенное чувство, – это не что иное, как форма защиты своих эмоциональных границ.

Еще один важный момент. Одно дело – выстраивать границы со взрослыми, совершенно другое – с детьми. Во втором случае для достижения хоть какого‑то результата вам потребуется очень много сил и времени.

Лобным долям человеческого мозга, которые отвечают за организационные, поведенческие навыки, требуется 18–20 лет для полноценного развития – от рождения ребенка и примерно до его совершеннолетия. Поэтому требовать от детей, чтобы они с первого раза навсегда усвоили какую‑то стратегию поведения, невозможно. Они бы, может, и хотели, но не всегда на это способны.

Выстраивание эмоциональных границ с детьми усложняется еще и тем, что родители часто пребывают с ними в состоянии невидимого душевного симбиоза, ощущают себя единым целым. В таком состоянии, во‑первых, все промахи, которые допускаются детьми в поведении, их неудачи переживаются родителем как свои неудачи, как свои провалы, в целом как своя несостоятельность. Во‑вторых, капризы, претензии, которые высказывают нам дети, воспринимаются очень болезненно. Например, если мне кто‑нибудь из взрослых, даже близких людей впрямую скажет, что я ничего из себя не представляю, что я ничего особенного не добилась в жизни, мне будет неприятно, но я с этим быстро справлюсь. Скорее всего, я выстрою защиту по принципу «сам дурак» или «а судьи кто?»

и на этом успокоюсь. Но! Если мой сын говорит, что хотел бы иметь отдельную комнату, а дочь – о том, что мечтает жить в двухэтажном доме, это сильный удар по моему материнскому самолюбию. Упреки детей в том, что мама им что‑то недодала, переживаются женщиной очень болезненно. Меня это ранит, я испытываю чувство вины и желание уже сейчас, вот прямо сейчас что‑то сделать для срочного исправления ситуации.

Это ненормально. И чувство вины ненормально, и желание словно бы оправдаться в глазах детей.

Впрочем, возможна и другая реакция: я обижусь на детей, посчитаю их неблагодарными созданиями, которым сколько ни дай, все мало. Обижусь на детей?! На тех, кто слабее меня по всем параметрам? Обижаясь на ребенка, мы делаем его своим соперником, с которым пытаемся сражаться на равных. Причем видим мы себя в этой борьбе непременно выигравшими.

И тот и другой способ защиты своих границ – «неэкологичен». А как найти «экологичный» способ?

Неужели наказывать человека за то, что он обиделся? Или за то, что он перекладывает на другого вину за что‑то? Или за то, что разыгрывает жертву? Или за то, что, зная наши слабости, умело может воспользоваться ими? Скажем, чтобы добиться чего‑то от нас, ребенок сделает незапланированную уборку квартиры или наведет порядок в игрушках. А мы ему в ответ: «Это манипуляция, получи плохой смайлик!» Бред какой‑то.

А за что ставить поощрительные смайлики? Что может быть противоположным позе жертвы, например? Сложный вопрос.

Вот тем и интересны эмоциональные границы, что самый большой успех в их установлении достигается не путем формулировок, как это было во всех остальных случаях, а просто путем неучастия взрослых в детских манипуляциях. Впрочем, кое‑какие требования и критерии я все‑таки сформулировала.

Например, поскольку гневные крики, раздражение сильно влияют на эмоциональную

сферу других людей, то положительный смайлик мои дети могли получить, если разговаривали ласково. Крик, плач, вызванный объективными причинами, например, если ребенок больно ударился, не наказывались. Однако и здесь бывают манипуляции.

Второй важный для меня момент состоял в том, что мои дети часто дразнили друг друга. Стоило ли этому придавать значение? В нашем случае – да. Сын любил посмеяться над сестрой. Я начала отслеживать его издевки и штрафовать за них, но со временем поняла, что действую исключительно в своих интересах. Меня раздражали крики детей, и я делала все возможное, чтобы эти крики прекратить. Когда же я стала спокойнее, ситуация с дразнилками показалась мне не такой однозначной. Почитав специальную литературу, я поразилась, как много в обычных детских издевках скрытого смысла и как важно ребенку научиться на них правильно реагировать.

Оказывается, дразня друг друга, дети исследуют психологические границы: где начинается неприкосновенное пространство другого человека, как далеко можно зайти в своем воздействии на него. Таким образом они получают полезную информацию о психологической дистанции, которую нужно учитывать в общении. Дразнилки – это всегда и форма вступления в контакт, и демонстрация себя, и психодиагностика потенциальной жертвы: посмотрим, как ты будешь реагировать. Та самая провокация, которой я так возмущалась в сыне, нужна детям, чтобы попробовать друг друга на прочность и выстроить свою групповую иерархию.

Значит, важнее не устранить дразнилки как таковые, а научить детей противостоять им, повышать свою психологическую устойчивость, чтобы пройти это испытание и закалиться. Значит, правильнее учить дочь противодействию, а не создавать для нее стерильных условий.

Я постаралась не реагировать так резко на крики детей и дать им больше свободы в общении между собой. Я перестала награждать дразнящего отрицательными смайликами и начала учить дочь защищаться.

6. Когда дети привыкли к новым правилам, я ввела так называемые штрафные недели. В течение такой недели ребенок лишался доступа к интернету. Если за полгода он набирал больше десяти штрафных недель, то лишался чего‑то важного для него. Для дочери это была отмена празднования дня рождения, для сына – поездки.

Я подчеркиваю, что ввела штрафные недели не сразу, а когда дети уже немного научились держать себя в рамках. Штрафные недели получал тот, кто не соблюдал самых главных границ, установленных в цивилизованном обществе, без формирования которых человек становится социально опасным существом.

Как вы думаете, о соблюдении каких границ идет речь? Безусловно, о физических. Большая часть «тяжелых» статей Уголовного кодекса любой страны связана с нарушением именно этих границ.

Обновляем минные карты

Стройная система параметров, по которой мы теперь учились жить, имела по крайней мере один большой подводный камень. Оказывается, очень важно было с этой системы вовремя соскочить, пока она не обернулась бумерангом.

Напомню, система, о которой я рассказываю, была не навязана детям, а дана им с их согласия и одобрения. Они вместе со мной продумывали ее положения, вносили в нее коррективы по ходу жизни. Они ее приняли, считали справедливой и с готовностью следовали. Последнее не означает, что они ее не нарушали.

Максимальные плоды наша система взаимодействия принесла примерно через два месяца. Именно тогда я почувствовала, что мне комфортно с детьми, что хочется идти домой после работы, чтобы поскорее их увидеть.

Тогда же у меня появилась возможность поехать в Авcтрию и взять с собой сына. Я предвкушала, как мы с ним будем наслаждаться природой, едой, общением. И мои ожидания оправдались. Мы отлично провели время, но вот с момента приезда наша система неожиданно дала сбой, и ситуация стала меняться в худшую сторону. На горизонте появился бумеранг.

Дети перестали соблюдать установленные правила, и никакие штрафы за нарушения их не останавливали. Очень быстро они накопили штрафные недели, которые поставили под вопрос многое из того, что они планировали. Я уже не говорю о ежедневных отрицательных смайликах, которые лишали их доступа к гаджетам с интернетом. Эти прещения накопились в таком размере, что они чувствовали себя погребенными под лавиной, из‑под которой уже не выбраться. Вдобавок дети стали с упоением подлавливать один другого на нарушениях правил и докладывать мне. Из‑за этого отношения между ними стали катастрофически ухудшаться.

Я поняла, что спасти положение может только полная амнистия. Только полное и безусловное списание всего накопившегося позволит им начать жизнь с чистого листа. И вот в качестве одного из подарков к Новому году я объявила, что им списываются все скопленные штрафы, и с первого января они начинают жить по‑старому, но на новом уровне. Мы больше не будем фиксировать, сколько раз они брали чужое, дразнили, повышали голос и т. д. Но им нужно вести себя по‑новому: так, словно эта система существует в их голове и является их внутренним, а не внешним руководством к действию. Теперь не кто‑то извне будет их контролировать – мама, брат, сестра, а они сами. Дальнейшее развитие ситуации показало, что они уже были в состоянии вести себя прилично без фиксирования проступков и ежедневного возмездия за них.

Я не идеализирую их поведение. Пару раз я думала, что нам придется вновь вернуться к системе смайликов, но этого делать не пришлось. Дети в целом стали гораздо более управляемы, нежели были на последних стадиях функционирования системы, когда она превратилась для них в дамоклов меч.

Месяца через три после отмены нашей ограничительной системы сын сказал: «Мама, а давай опять введем наши смайлики…»

Как это – опять введем смайлики? Это же фиаско! Тебе что, не нужна твоя свобода?

Я раздумывала, как лучше поступить – ввести сыну опять эту систему смайликов и тем самым расписаться в своей педагогической неудаче или попытаться с ним договориться и пока этого избежать. И вдруг я поняла: это не поражение, а победа! Мой сын в свои тринадцать лет оказался настолько сознательным, что стал способен отследить, когда может сам рулить своей жизнью, а когда ему требуется помощь со стороны. И он эту помощь попросил, абсолютно не терзаясь мыслями о том, что это поражение или что‑ нибудь в этом роде. Моя заслуга была в том, что я ему показала инструмент регулирования своего поведения, и он сам к нему прибегнул. Вот это и было настоящее, осознанное пользование своим даром свободы.

На смену штрафам и смайликам я ввела другую систему. Я стала поощрять ситуации, когда дети находили способ договориться друг с другом. Не важно, по какому поводу возникал конфликт. Если им, вместо того чтобы ругаться или звать меня на помощь, удавалось этот конфликт конструктивно разрешить, каждый получал звездочку. Накопили десять звездочек – идем в кафе‑мороженое, накопили двадцать – в аквапарк, пятьдесят – поездка в соседний курортный городок, где мы любим проводить время. Награда доставалась обоим. Вместе смогли найти выход из конфликта – вместе получаем удовольствие.

Договариваться им было непросто. Первое время я показывала, как можно найти компромисс, вкладывала каждому в рот слова, которые следует сказать. Со временем у них начало получаться без меня. Свои первые пятьдесят звездочек, за которые им полагалась поездка, они накопили примерно за месяц. Полторы конфликтные ситуации в день, разрешенные самостоятельно, – это немало!

Вот в целом система взаимодействия друг с другом, в которой важнейшие условия успеха – здоровые нервы и отсутствие чувства вины у мамы. Система, которая позволила мне нейтрализовать все те страшные кражи, которые могли произойти в моей жизни.

Говорят дети

Я приведу несколько диалогов с детьми. Слушая их, мне порой хотелось, как Шурику из бессмертной «Кавказской пленницы», сказать: «Говорите помедленнее, я записываю!», настолько это было интересно.

«Мама, я не хочу, чтобы она мне дарила эти подарки!», «Мама, я не хочу, чтобы она меня защищала! Я сам могу!», «Пусть она ко мне не лезет!».

Первоначально в этих словах сына я слышала только эгоизм, неспособность оценить заботу сестры, безразличие к ней, в целом отсутствие у него эмпатии. Но в какой‑то момент я поняла, что пытаюсь втиснуть ребенка в рамки схемы, которая ему совершенно не подходит – ни по возрасту, ни по существу. Мои дети еще маленькие, они – брат с сестрой, а не какие‑то умудренные возрастом супруги, нежно заботящиеся друг о друге. Их дело – играть, объединяться против меня, когда этого требуют обстоятельства, сдавать друг друга, вопить и так далее. И именно это означает «быть детьми».

Сын не нуждается в том, чтобы сестра его защищала, он вполне может справиться сам. Нельзя его заставлять испытывать чувство благодарности за помощь в тех случаях, когда он ее не просил. Вообще надо его оставить в покое, он ничего не должен ни мне, ни сестре, он имеет право на свои чувства по отношению к ней. Главное – надо ему обеспечить отдельную комнату, где он будет иметь возможность почувствовать свои территориальные границы. Вот это было главной проблемой, это надо было решать как можно скорее, а не наказывать его за несоответствие моим схемам.

А что же дочь?

«Мамочка, а почему он такой? Я ему ластик (конфету, игрушку) подарила, а он мне сказал, что ему все это не нужно, он не просил! Почему он так со мной? Я его всегда защищаю, когда его ругают, а он!» – «Доченька, моя милая! Какое у тебя нежное, отзывчивое сердечко! Как я тебя понимаю! Как тебе неприятно сейчас!»

Поначалу я именно так видела эту ситуацию: дочь – добрая, отзывчивая, а сын – ничего не ценящий, не способный на благодарность оболтус. Но, услышав сына, я увидела ситуацию иначе. Поддерживая дочь в ее непрошеной заботе, я растила жертву, которая, став взрослой, своей «жертвенной», а по сути тиранической заботой будет душить тех, кто удостоился этой чести, а потом жаловаться, что ее не оценили. Я растила женщину, которая будет не способна уважать границы другого человека, которая будет «лучше знать», что тому надо. А если человек сможет отразить натиск, она будет ощущать себя непонятой и отвергнутой в самых лучших устремлениях.

Итак, дубль два: «Мамочка, ну почему он такой? Почему он не оценил, не принял, почему прогнал меня?» – «Доченька, он имеет на это право! Он не хочет, чтобы ты о нем заботилась, не‑хо‑чет. Понимаешь? Оставь его и занимайся своими делами».

Еще из детских высказываний, которые вернули мою голову на место.

Сын: «Мама, ты заметила, что я последний год перестал просить у тебя подарки? Я не прошу брать меня в театры, на концерты?

Это потому, что я жалею тебя. Я понимаю, как тебе тяжело зарабатывать деньги, и не хочу тебя еще больше нагружать».

Я: «Сынок, какой же ты у меня необыкновенный, заботливый, как же мне сейчас это приятно слышать!» Обалдеть, правда? Сама растрогалась до слез от умиления и гордости за себя. Какого же я сына себе воспитала, как же он заботится обо мне, какой он уже взрослый и какой же надежной опорой будет в старости!

Да, вот в том‑то все и дело, что слишком взрослый, не по возрасту. Ненормально ребенку так говорить. Ненормально ему так «сердобольно» заботиться о матери, фактически брать на себя роль ее мужа. А дочери ненормально быть не сестрой брату, а фактически его матерью. А реальная мама тут – бедное, несчастное существо, которое ее малолетним детям надо оберегать.

Безусловно, это происходило только с моей подачи, когда я, ощущая себя жертвой, замученной собственными детьми, постоянно, хоть и не прямо, транслировала: «Как же трудно быть мамой!», тем самым манипулируя ими, желая добиться жалости и снисхождения.

Вот так мы и заваливаем детей чемоданами со своими тараканами. Но давайте отдадим детям детство!

Ситуации, в которых я и дети использовали различные манипулятивные приемы, можно перечислять бесконечно, я думаю, они известны всем родителям. Понятно, что одной из важнейших причин, по которым дети прибегают к манипуляции, является недополучение ими нашего внимания и любви, но тем не менее даже это не означает, что нам надо сдаваться под их напором. Крики, капризы, поза агрессора, поза жертвы – все это было в нашем арсенале, и практически все это они «отзеркалили» от меня.

Сын, не проверив, насколько горячий суп, хватает полную ложку, обжигается и на чем свет стоит клянет меня – очень сильно погрела.

Дочь рассыпала гречневую кашу из тарелки на пол и говорит мне: «Не надо было меня гречкой кормить!» Вот это вот одно из моих любимых! Просыпанная гречневая каша – это, конечно, ерунда, но потом такой человек, привыкший обвинять других, став взрослым, не сможет взять ответственность и за свою жизнь. Так и будет во всем обвинять родителей и «травматические» ситуации детства, так и останется на всю жизнь маленьким ребенком.

Для равновесия надо привести пример моих манипуляций. «Кто тут разложил игрушки на ковре? Я споткнулась и чуть не упала!», «Ай, как больно! Кто тут так поставил кастрюли (хотя, кажется, это именно я, торопясь, и ставила их сюда), что они все вываливаются из шкафа?!». Но никто, кроме меня, не виноват, я и только я отвечаю за все, что со мной происходит.

Я стала отслеживать подобные ситуации и свою реакцию. Я перестала вопить в поиске виноватого, я стала говорить: «Ой‑ой, как же я неосторожна!», и через некоторое время, образно говоря, в меня перестала лететь гречневая каша и тарелки с горячим борщом.

А еще через некоторое время сын сказал мне: «Мама, ты выдумала эти правила (имелась в виду наша система со смайликами), потому что любишь нас, правда? Ведь они нас оберегают?»

Уже после отмены правил, когда я позволила детям самим нести бремя свободы, семилетняя дочь меня спросила: «Мама, а как тебе удалось стать такой спокойной? Я тоже так хочу. Я каждый день не выдерживаю и повышаю на тебя голос, а потом мне так грустно».

Она заметила и то, что я перестала обижаться, то есть манипулировать. Вот так это работает. Вы просто перестаете участвовать в манипуляциях, ничему не поучая окружающих, и постепенно ситуация вокруг вас выстраивается сама собой. Моя дочь заметила перемены во мне и начала задаваться вопросами. Это говорило о том, что изменения в нашем маленьком мирке начали происходить очень глубокие.

Еще одна ситуация из разряда прикосновения к настоящей любви. Она возникла уже на достаточно зрелых стадиях нашей эмоциональной отстройки, когда я стала способна видеть происходящее под другим углом.

Выходной день, суббота. Я объявляю детям, что сегодня одна поеду в гости к подруге, которая живет за городом. Раньше я всегда их брала с собой, а в этот раз решила поехать одна. Дочь после тяжелой паузы роняет невероятное: «Я сейчас так на тебя злюсь, что стукнула бы!»

Если бы я услышала эти слова от нее на полгода раньше, то они бы невероятно меня ранили. Как же так! Дочь, которую я люблю, для которой так много делаю, хочет меня ударить?! Эти слова легли бы еще одной тяжелой гирей на чашу моего чувства вины. Да какая же я мать, если вместо того, чтобы проводить выходные с детьми, куда‑то собираюсь сбежать! Ведь они и так мало видят меня в будние дни, так хоть выходные надо посвятить им.

Я стала бы продумывать варианты, как взять их с собой несмотря на то, что моя подруга отнюдь не горела желанием их видеть. Но полгода назад и моя дочь не произнесла бы такое, потому что я не была способна принять ее негативных чувств, особенно таких резких. А сейчас она позволила себе говорить о том, что по‑настоящему чувствует. Это первое, о чем я подумала, услышав ее слова. И они меня… порадовали! Я поняла, какой серьезный шаг вперед к здоровым отношениям мы сделали. В ответ я погладила ее по голове и сказала: «Я понимаю».

Сын сказал: «А мама вообще не обязана брать нас с собой…» Я снова испытала шок. Этот вообще заехал в такую «степь», что трудно себе представить. И похоже, говорит искренне. Он действительно научился признавать право другого человека – даже мамы – на собственную жизнь.

В этот вечер к моему возвращению из гостей он напек блинов (опять гречишных, это стало его фирменным блюдом!), заварил чай и уснул в кресле. С невероятной нежностью я слегка разбудила этого великана и помогла перебраться в кровать.

Еще один пример изменений, произошедших в моем сыне. Однажды по дороге на тренировку он обнаружил, что забыл спортивную форму, позвонил мне и сказал, что возвращается домой за формой, и попросил предупредить тренера, что опоздает минут на двадцать. В то время он ходил на индивидуальные лечебные занятия, пропускать которые было нежелательно, поэтому я, находясь на работе, вызвала ему такси. Дома лежали деньги на продукты, ими можно было воспользоваться. Каково же было мое удивление, когда, вернувшись с работы, я обнаружила, что деньги лежат нетронутыми. Пришедший с тренировки сын пояснил мне, что на такси потратил свои карманные деньги, выданные ему на эту неделю, так как считает себя ответственным за свой промах. Этот поступок тринадцатилетнего подростка поразил меня своей взрослостью.

Вообще, надо признать, что сын стал самым большим моим открытием в той истории, которую я рассказываю. Этот «дяденька» уже был выше меня на голову, и теперь я начинаю понимать то затаенное недоверие и удивление, которое сквозило в вопросе близких людей, знающих его непростой характер: «Неужели он тебя слушается?!» Он бы и не слушался, он бы и был у меня украден, если бы не это в самый последний момент начавшееся расследование.

Ну, а теперь мое любимое. Дочь:

– Мама, ты – самая лучшая на свете!

– А почему? (Жду в ответ что‑то типа: потому что ты заботишься, делаешь много подарков, устраиваешь развлечения и т. д.)

– Потому, что ты умеешь признавать свои ошибки и исправлять их.

Она сказала это в тот момент, когда наша «жизненная стройка» была в разгаре. Мы с детьми кирпичик за кирпичиком возводили новый дом, где будут определены реальные границы каждого из нас. Тогда я начала работать над этой книгой. Любопытно, что именно в это время перед моей семьей встал вопрос перемены жилищных условий. Он встал как будто бы извне, но я понимала, что он вырос изнутри нашей ситуации.

Выводы второй части

Очевидные:

• Дети – не стихийное бедствие, и для взаимодействия с ними не требуются железные нервы.

• Это нормально, что детям трудно сосредоточиться и контролировать свое поведение.

• Эмоциональные границы – самые часто нарушаемые и неистово отстаиваемые (чаще всего безрезультатно).

• Эмоциональные границы требуют долгой и тщательной отстройки.

• В период их отстройки очень важно отдыхать.

• Свобода – это не независимость, свобода – это любовь.

• Человеку присущ экзистенциальный дар свободы. Им нельзя пренебрегать.

• Все имеют право на негативные чувства.

Неочевидные:

• Бурный темперамент – зачастую показатель внутренних проблем человека.

• Необходимо исходить из собственных интересов, и тогда всем будет лучше.

• Не надо бояться отказывать детям в чем‑либо.

• Часто мы не осознаем, что видим в детях соперников, и сражаемся с ними на равных.

• Брат и сестра имеют право не любить друг друга.

• Дети гораздо тоньше и проницательнее, чем мы думаем.

Часть III

Гендерный вопрос

Разные и похожие

Есть ли отличия в воспитании мальчика и девочки?

Мне пришлось на определенном этапе нашей жизни быть для детей и отцом, и матерью. Это заставило меня всерьез задуматься о том, а есть ли какие‑то специфические роли у отца и матери в воспитании детей? Дает ли что‑то такое детям мужчина, чего женщина не может дать? И за этим следовал не менее важный вопрос: а есть ли отличия в воспитании мальчика и девочки? Мои ответы на эти вопросы породили еще одну часть книги.

В процессе ее написания я много общалась с другими женщинами и спрашивала, какие сложности возникали у них, особенно когда появлялся первый ребенок, удавалось ли им гармонично совмещать роли жены, матери и себя как личности, что им дало материнство, хотели бы они что‑то улучшить в отношениях с детьми, испытывали ли когда‑нибудь чувство вины перед детьми и т. д.

Женщины делились со мной подробностями своей жизни, хотя со многими из них я была едва знакома. Говорили они серьезно и глубоко, поражая порой своей осознанностью. Но как только я задавала вопрос, отличается ли чем‑то воспитание мальчиков и девочек, эта осознанность терялась, мои собеседницы начинали говорить какие‑то банальности вроде того, что «мальчиков надо воспитывать в строгости, а девочек в любви». Многие вообще не видели никакой разницы. Вопрос, отличаются ли в чем‑то роли отца и матери, только усугублял «невнятицу».

Начнем с тех, кто не видел этой разницы. Женщины говорили мне примерно следующее: «У того и у другого необходимо воспитывать лучшие качества, интеллект, навыки самообслуживания и понимания границ, чужих и своих».

Другая моя респондентка выразилась еще более категорично: «У меня сын и дочь.

Я с ними общаюсь одинаково. Раздачу строгости и любви по половому признаку считаю средневековьем».

Вот еще одно мнение: «Темперамент, склонности и интересы ребенка определяют для меня мою с ним коммуникацию. У меня девочка. Прививать мальчику что‑то другое каким‑то специальным образом я бы не стала».

Те, кто не видит разницы в воспитании мальчиков и девочек, по сути, не видят в целом разницы между мужчинами и женщинами. Различия в людях при таком подходе сводятся только к различию темпераментов, интересов, склонностей, а дифференциация на более глубоком, сущностном уровне не признается. Отметим, что тема границ во многих высказываниях звучит как необходимый элемент воспитания.

Сторонницы различного отношения к мальчикам и девочкам были более разнообразны в своих мнениях, но и более непоследовательны.

Одно из таких суждений: «Воспитание детей я вижу в двух плоскостях. Первая – стратегическая природная. В чем состоит основная задача для мальчика, мужчины по жизни? Реализоваться в социуме. Ему нужно развивать такие качества, как ответственность, лидерские компетенции, логику, нестандартное мышление. В воспитании девочки основная задача – подготовить к будущей семье так, чтобы близким было тепло с ней. И, конечно, к профессиональной реализации, но по‑женски».

На мой взгляд, очень странная позиция. Вы же замечали, как часто девочкам хочется лидировать и командовать? И мыслят они очень даже логично, по крайней мере на уровне школьной математики подчас лучше, чем мальчики. И, думаю, очень мало кому из современных женщин понравится идея, что их главное предназначение – семья. А мой уточняющий вопрос о том, что же это такое – профессиональная реализация по‑женски, – вообще остался без ответа.

Впрочем, некоторые мне отвечали на этот вопрос. Они мне говорили, что женщина должна сама выбирать – идти ей работать или оставаться в семье, что она не может быть добытчиком, она должна работать только в удовольствие, что работа должна быть исключительно реализацией ее творческих способностей. Приносить деньги ее деятельность может, но это не должно быть основным мотивом. В то же время подчеркивалось, что, если женщина не хочет сидеть дома, ее ни в коем случае нельзя принуждать. Одна моя собеседница, иллюстрируя этот тезис, даже сравнила женщину, которая вынужденно сидит дома и не реализована профессионально, с миной замедленного действия.

Мнение другой собеседницы заключалось в том, что мальчику надо создавать сложности в жизни или если не создавать, то по крайней мере не оберегать его от них, а девочке необходима защита от таковых.

Что касается родительских ролей, здесь я услышала вот такую точку зрения. Папа больше научает, знакомит с внешним миром, папа мальчика воспитывает, а девочкой гордится. Мама, в свою очередь, нужна девочке для прохождения своего рода женской инициации, для утверждения своей женственности, красоты, а мальчику – для приобщения к опыту безусловной любви. В целом большинство сторонниц дифференцированного подхода к воспитанию мальчиков и девочек считают, что девочку необходимо воспитывать с уклоном на патриархальность, учить уступать мужчине, уметь промолчать, отдавать ему последнее слово.

Практически любое из вышеизложенных суждений можно оспорить или поставить под вопрос. Разве папа мальчиком не гордится? Разве девочке не нужен опыт безусловной любви? Разве ей не необходим опыт преодоления трудностей? Если мы от всего будем ее оберегать, как маленького Будду, как она будет жить взрослой? Не все способны, столкнувшись после стерильного детства с трагизмом нашего бытия, сублимировать свое потрясение от встречи с реальностью в грандиозную философскую систему. Большинство людей, не приученных преодолевать трудности, просто сломаются.

Опять же неясно, кто в большей степени знакомит ребенка с окружающим миром – бесконечно сидящий в компьютере папа или мама, которая таскает ребенка, подчас заменившего ей мужа, по выставкам, лекциям и театрам.

Так где же истина? Кто прав?

Сын – порядок, дочь – понимание

Напомню, что я озадачилась этим вопросом, потому что на определенном этапе занималась детьми практически одна, и мне важно было понять, есть ли какой‑то специфический подход к детям разного пола и могу ли я быть за двоих – за отца и за мать.

Конечно, эта сфера – различие мужского и женского, женские и мужские психотипы, женские и мужские поведенческие стереотипы, призвания и роли – слишком сложна, чтобы делать какие‑либо обобщения. Но я все‑таки хочу поделиться своим опытом и теми выводами, которые я сделала, наблюдая за собственными детьми.

Стремление к строгому соблюдению правил, планирование житейских ситуаций – вот это моему сыну всегда давалось легко. Он принимает доводы, если они логичны, расстраивается, если что‑то идет не так, как запланировано. Он сдержан, если речь идет о боли, никогда не жалуется, предпочитает справляться сам. Крайне редко прибегает к методам психологического давления на другого человека.

А вот способность к сопереживанию ему не свойственна. В то же время он не лишен чуткости, которая выражается в деятельной заботе и конкретной поддержке. Настоящий маленький мужчина!

Когда я завела разговор о границах, сын принял это на ура. Он следил за нарушениями, возмущался, когда я делала поблажки. Он моделировал в уме различные возможные ситуации и размышлял, как наши правила будут реализовываться в них. Если мне было неясно, как, например, применить нашу систему смайликов в каком‑то конкретном случае, я обращалась за помощью к сыну.

Если он нарушал правила, а такое, естественно, случалось, он сразу признавал это и спокойно принимал последствия своих нарушений.

Дочь совсем другая. В ней чрезвычайно развита эмпатия, она умеет сочувствовать людям, находит для этого нужные слова. Но Боже мой, как же она преуспела в жанре манипуляции! Обидчивость, игра на моих чувствах, постоянные поползновения навязать всем вокруг чувство вины, разыграть из себя жертву – в этом ей не было равных.

Дочь с большим трудом восприняла мои попытки выстроить свои и ее границы в наших отношениях, и это давалось ей совсем не просто. Я не могу сказать, что она была злостной нарушительницей правил. Тем не менее в ее речи постоянно звучали просьбы о снисхождении: тут немного ослабить запрет, тут дать еще пять минут, тут простить, тут не заметить. Точно так же она была готова прощать промахи и нарушения правил другим. В стычках с братом она всегда пыталась прибегнуть к моему третейскому участию.

Вот такие два выразительных воплощения мужественности и женственности преподнесла мне жизнь. И теперь я уже могу констатировать, что у меня получилось воспринять это именно как дар, как величайшую честь и огромное доверие.

Важно еще одно наблюдение, которое я сделала, анализируя свои отношения с детьми. С дочерью у меня не возникало никаких непониманий по поводу ее мотивов и стремлений, я легко проникалась ее просьбами, я видела ее манипуляции и снисходительно относилась к ним. Я «слышала» ее.

Абсолютно иная ситуация была с сыном. Ему буквально приходилось отвоевывать свою точку зрения и право на мои уши.

Несмотря на мое многолетнее неадекватное взаимодействие с ним, несмотря на то что он долгое время рос без мужского участия, несмотря на все это, у него были силы и желание отвоевывать свои мужские ценности.

Что из всего этого следует? Из этого следует ряд выводов, которые я сделала, глядя на своих детей.

Слабости и силы

По моим наблюдениям, мальчикам, как правило, свойственно обостренное чувство справедливости. Им важно, чтобы правила соблюдались неукоснительно и все были равны перед законом.

Исследователи заметили интересные особенности игр мальчиков. Оказалось, что споры о законах и правилах игры им интересны не меньше, чем сама игра, и даже второстепенные или обладающие меньшим умением игроки в равной степени принимают участие в периодически повторяющихся на эту тему перепалках.

Мальчики более личностно автономны. Им свойственно стремление к соблюдению границ, своих и чужих. Мальчики менее гибки, чем девочки. Им трудно признать, что правила могут пересматриваться и корректироваться, а в некоторых ситуациях позволительно даже отступать от них. В мальчиках слабее развита эмпатия, снисхождение к слабостям других. Именно гибкость, эмпатию, способность видеть ситуацию не только своими глазами, но и глазами другого человека необходимо воспитывать в мальчике. Этому учит мама, лучше сказать, транслирует своим поведением с ним, с отцом, с другими детьми. А чтобы мальчик не перестарался с этим и не превратился в женоподобное существо, гарантом его сильных качеств, поддержкой их, утверждением и сохранением является отец.

Что мы получаем на выходе в результате такого комбинированного воспитания? Ребенок мужского пола, сохраняя в себе лучшие мужские свойства, такие как стремление к соблюдению установленных правил, справедливости, соблюдению границ, сохранению хорошей личностной автономии, в то же время научается лучше понимать чувства других людей, научается сопереживать им, не становится ходячим сводом непоколебимых правил, эдаким домашним тираном, а способен «творчески» подходить к ним и даже отменять их, когда надо! Это, конечно, шутка, но только отчасти. Способность при необходимости двигать и делать проницаемыми свои границы, иногда отступать от правил, чтобы затем исполнять их с прежней точностью, – очень важные для мужчины навыки.

С девочкой все наоборот. Она легче пойдет на компромисс в соблюдении правил, пожертвует ими ради сохранения отношений. Девочка более склонна к слиянию с другим человеком, к переживанию его чувств как своих собственных.

Формирование четких границ, обретение самодостаточности, умение взять на себя ответственность – вот то, что очень важно при воспитании девочки. Учится она этому прежде всего у отца. А ее сильные качества – снисходительность к чувствам другого человека, эмпатия, психологическая гибкость – поддерживаются примером матери. В таких условиях девочка вырастает гибкой, чуткой личностью, уверенной в своей ценности и уважающей себя и других.

Однажды я заметила, что по‑разному делаю своим детям подарки. Дочери я практически каждый день покупала маленькие игрушки, конфетки, цветочки и т. п. Сына я не баловала маленькими и частыми знаками внимания, с ним мы реализовывали более глобальные проекты, например совместные поездки на дальние расстояния, а подарки ему дарились более крупные и дорогие, но и более редкие.

Мне кажется, интересы мальчика более глобальны, он мыслит стратегически и способен ради достижения своих целей не размениваться по мелочам. Ему не нужна частая эмоциональная подпитка в виде маленьких знаков внимания.

Девочка тоже может поставить себе глобальные цели, например накопить на дорогую игрушку, но как это сделать, она «подумает завтра», а сегодня ей очень хочется вот эту маленькую куколку, эту кофточку, ну и шоколадку, конечно. Ее сильная сторона – эмоциональность, и она требует постоянной подпитки «маленькими радостями».

Глава 2

В поисках идеала

Про брутальность и взбалмошность

Мне бы хотелось попробовать нарисовать портреты настоящей, «неискаженной» мужественности и женственности, которые очень редко встречаются в действительности.

Ныне очень распространено, особенно среди женщин, представление о мужественности как о брутальности. Кажется, что настоящий мужчина – это тот, кто обладает горой мышц, занимается каким‑нибудь экстремальным спортом, рассекает на спортивной машине. Не сразу женщины замечают, что подобный мужчина может быть эмоционально неустойчивым, склонным и падким на манипуляции. Он ослепляет ореолом героизма.

А вот интеллигентного вида и скромного телосложения представитель мужского пола, обладающий к тому же и скромной зарплатой, – это для многих антипример мужественности. Хотя такой человек может обладать гораздо большим набором мужских качеств, чем описанный выше: действовать не сгоряча, быть последовательным, когда нужно – бескомпромиссным, а когда нужно – гибким. Одна моя знакомая так охарактеризовала своего мужа, скромного и физически, и финансово человека: «Он умеет возвращать мою „крышу“ на место». Потрясающая и очень точная характеристика настоящего мужчины!

В отношении женственности дела обстоят не лучше. В глазах многих мужчин, да и самих женщин тоже, типичная женщина – эта та, которая не способна управлять своими эмоциями, взбалмошная, непоследовательная. Эти ее качества, совсем, на мой взгляд, не симпатичные, тем не менее романтизируются: женщина предстает этаким капризным, но милым ребенком, которому за его обаяние прощается многое. Правда, ну что с нее возьмешь? При этом хватка этого милого ребенка может быть настолько цепкой, что поспорит с любым качком из тренажерного зала.

К неправильно понятым свойствам женственности относят также обоснованные, как считают многие, претензии женщин на кошелек мужчины, присущую ей от природы некую социальную беспомощность, неспособность саму себя материально поддерживать. Сюда же относят плохо выстроенные, а чаще всего просто отсутствующие у женщин психологические границы, их стремление психологически «залипать» на мужчинах, на детях с требованием внимания, порой доводя до исступления своей заботой и жертвенностью. Они прекрасно освоили науку действенной манипуляции, но при этом так же падки на манипуляцию и легко управляемы извне. Однако у этого образа есть и истинно положительные достойные качества – тонкая интуиция и способность к сопереживанию.

Где истина?

И все‑таки ни то ни другое представление о мужественности и женственности, на мой взгляд, не имеет почти ничего общего с истинными воплощениями этих типов.

Сформулировать адекватный образ мужественности нам поможет, как вы, наверное, уже не удивитесь, все тот же рассказ О. Генри.

Там есть как минимум трое мужчин – двое грабителей и отец маленького «вождя краснокожих» (сам «вождь» еще не мужчина, а, как мы помним, собирательный образ нашего внутреннего ребенка, который сидит в нас, независимо от пола). Каким перед нами предстает мужчина в этом небольшом, но бессмертном произведении и кто из героев являет истинный образ мужественности?

Начнем с грабителей. Подходят ли они на высокую роль олицетворения вечной мужественности? Конечно, нет. Они как раз являют пример неправильно понятой мужественности, такие своего рода «кожаные качки». Они занимаются тем, что добывают деньги преступным путем, воруют, мошенничают, они пытаются играть на чувствах других людей. Они – манипуляторы. Крутые герои они только внешне, ведь с ними легко справляется ребенок. В чем их главная уязвимость? В том, что у них не сформировано четкое представление о своих собственных границах и уважение к границам других людей. Человек, который способен украсть, не имеет здорового понятия о границах, это очень слабый человек. И маленький сорванец способен полностью подчинить и поработить таких людей..

Но есть еще отец этого невозможного ребенка. И только благодаря ему задуманная грабителями кража не смогла состояться. Каков он и какие качества позволили ему предотвратить преступление?

Самое важное для нас то, что этот человек оказался неуязвимым для грабителей психологически. Он не пошел у них на поводу, когда они пытались надавить на его родительские чувства. Кажется невероятным, что человек может сохранять такое спокойствие, когда дело касается его ребенка, и вряд ли такая ситуация возможна в реальности, ведь рассказ О. Генри – это художественное произведение, плод его воображения. И главная его мысль, на мой взгляд, заключается в том, что этот человек показывает себя абсолютно неуязвимым для манипуляций. На него невозможно надавить, от него невозможно добиться того, чего он сам не хочет, он – спокойный хладнокровный человек с ощущением собственного достоинства и с четкими моральными установками. Чувства и все, что связано с ними, не являются его сильной стороной, но именно в данной ситуации это играет ему на руку. Его хладнокровие спасает ситуацию.

Вот персонаж, который, на мой взгляд, является воплощением настоящей мужественности. Меня поразило, что все его качества я увидела в своем сыне, когда стала слушать то, что он пытался до меня донести.

А что с истинной женственностью?

В рассказе отсутствует женский образ, но само его отсутствие нам многое дает для понимания его сущности. Неслучайно в этом переполохе с неудавшейся кражей ребенка фигурирует только образ отца. Присутствие женщины со всей ее эмоциональностью, падкостью на манипуляции, с ее слиянием с собственными детьми не позволило бы автору реализовать задуманный им жанр легкой комедии. Присутствие женского персонажа сразу бы «утяжелило» замысел как минимум до драмы, а то и до трагедии.

А грабители рассчитывают как раз на эти женские черты, они уже потирают руки, предвкушая, как сыграют на женских слабостях.

Так каков же идеальный образ сильной женщины? В нем воплощены эмпатия, способность к сопереживанию, интуиция, сенситивность, способность к самопожертвованию, но в то же время присутствует понятие о границах, которые не позволяют этой эмпатии и сенситивности стать основой для возможной манипуляции другими. Границы не позволят самопожертвованию и альтруизму превратиться в удавку для всех близких.

Можем ли мы найти семью, в которой воплощаются в полной мере эти прекрасные идеалы мужественности и женственности? Семью, в которой папа гармонично сочетает в себе и сильные мужские качества, и гибкость, и эмпатию, воспринятые от женщин, а мама – чуткое, сопереживающее существо, обладающее при этом непоколебимым чувством собственного достоинства с отчетливыми границами? Если таковая ячейка общества найдется, то у детей в этой семье есть шансы вырасти полноценными личностями, гармонично сочетая в себе мужские и женские качества.

Но каждый из нас родом из детства, в котором далеко не все было безоблачно, поэтому все мы – далеко не идеальные примеры для своих детей. В отношении себя хочу сказать, что я начала осознанно воспитывать себя в этом смысле, только воспитывая их.

Поэтому мамам, которые воспитывают детей в одиночку, не стоит очень‑то переживать из‑за того, что они не способны дать своим детям полноценного гендерного воспитания из‑за отсутствия второй половины. Дети и в полных семьях тоже находятся далеко не в идеальных условиях. Это во‑первых. А во‑вторых, я убеждена, что и один родитель, понимая нюансы воспитания мальчиков и девочек, способен в большой степени дать каждому из них то, что ему необходимо, способен выстроить с каждым из них соответствующую стратегию поведения, для каждого из них стать в известной степени и отцом, и матерью.

Однако все‑таки только в известной степени. Потому что, как бы мы ни старались, женщина не может стать мужчиной, а мужчина – женщиной.

Женщина, в одиночку воспитывающая сына, может дать ему пример женственности, в идеальном случае гибкой, тонко чувствующей и сопереживающей женственности с четкими границами, сможет разговаривать с ним на понятном ему как мужчине психологическом языке, оперируя понятиями справедливости, долга, порядка. Но она не сможет при всем своем желании дать ему пример конкретной воплощенной мужественности и тем самым подтвердить, инициировать, если хотите, мужскую природу в нем.

В случае с отцом, который один воспитывает дочь, возникают те же самые проблемы, только эта ситуация – одинокий отец и дочь – встречается ничтожно редко по сравнению с тем, насколько сейчас распространена первая ситуация – одинокая мать и сын.

Думаю, для мамы, в одиночку воспитывающей сына, недостаточно вести себя грамотно. Необходимо постараться обеспечить своему сыну и мужское общение, наглядный мужской пример в жизни. Это может быть кто угодно – друг семьи, тренер, дедушка. Мальчику недостаточно наблюдать за мужчинами со стороны, ему необходимо тесно с ними взаимодействовать. И тогда то, что делает мама, получит дополнительное, очень серьезное подкрепление.

Итак, вооруженная всей этой теоретической базой, которую я сама же для себя соорудила, я по‑новому начала выстраивать свое общение с детьми.

Промежуточные результаты

Начав новую жизнь, я стала выстраивать наши отношения с детьми исходя из своих наблюдений. В сыне я подкрепляла его сильную сторону – склонность к порядку, к четким границам – и пыталась развивать в нем гибкость и эмпатию. Я порой намеренно меняла наши планы, чтобы тренировать в нем спокойное отношение к переменам обстоятельств. С эмпатией было сложнее, я даже подключила профессионального психолога, чтобы помочь ему развивать это качество. Эта работа сейчас продолжается, но я уже вижу результаты. Сын значительно лучше стал разбираться в эмоциональной подоплеке тех или иных слов и поступков людей. В целом должна признать, что выстроить отношения мне было гораздо легче с ним, чем с дочерью.

Наше взаимодействие с дочерью порой походило на общение косы с камнем. Вместо того чтобы здраво, по‑взрослому отслеживать ее манипуляции и не попадаться на них, я отвечала ей тем же: обижалась в ответ на ее обиды, капризничала, требовала внимания к себе.

Иногда мне снятся говорящие сны. Именно это произошло в период, когда я начала осознавать свои успехи в общении с сыном и некоторую «вялотекучесть» и вязкость в выстраивании отношений с дочерью. У меня все время был соблазн съехать на чувство вины и дать ей повод манипулировать мною.

И вот мне приснилось, что я управляю машиной, но делаю это как‑то странно. На месте водителя сидит моя дочь, а я нахожусь справа и при этом пытаюсь крутить руль. Она словно бы выглядывает у меня из‑под мышки, естественно, мешая мне вести. Наша машина движется с пробуксовками, мне неудобно, и я боюсь влипнуть в аварию.

Мое подсознание представило в ярких, наглядных символах суть моих взаимоотношений с дочерью. Я отвела ей совсем не то место, которое она должна занимать согласно своему возрасту и статусу. Этот сон показал мне, что в жизни она, по сути дела, рулит мной и итог этого – моя тревожность и неспособность полноправно управлять своей и ее жизнью.

Хотите знать, чем закончился мой сон? Я пересадила ее на место справа, а сама заняла подобающее мне водительское место.

О природе мужского и женского

Каждый из нас рождается мужчиной или женщиной, гендер укоренен в природе человека, но взрослая, зрелая личность есть совокупность мужских и женских качеств. Это не означает, что если нам удастся вырасти, то есть стать психологически зрелыми личностями, мы становимся наполовину женщинами, наполовину мужчинами наподобие античных андрогинов. Недостающие или слабо проявленные в нас качества противоположного пола мы приобретаем как инструменты, чтобы лучше выразить и реализовать свою сущность – мужскую или женскую.

С помощью приобретенных мужских качеств – четких границ, самоорганизации, самодостаточности – женщина становится способной выразить более адекватно свои сильные женские качества – эмпатичность, сильную эмоциональность. С их помощью она не превращается в капризное, манипулирующее окружающими существо, а становится развитой личностью, которая свою эмпатию и эмоциональность способна реализовывать в четких границах, не залезая на территорию других.

С помощью приобретенных женских качеств – эмпатии, чуткости, гибкости – мужчина становится способным выразить более адекватно свои сильные мужские качества – самодостаточность, стремление к соблюдению правил и границ. Он не превращается в бездушный ходячий свод предписаний, а становится развитой личностью, которая способна чутко улавливать чувства других людей и иногда, когда этого требуют обстоятельства, мудро отходить от буквального следования правилам.

Но работать над приобретением качеств противоположного пола необходимо на основе осознанного утверждения своей природы. Иначе, если сильно нажать, есть риск, что мужчина может превратиться в женоподобное существо, а женщина – в мужеподобное.

В общем, цель воспитания по гендерному принципу – на основе поддержания своей природы приобрести недостающие качества противоположного пола, чтобы грамотно свою природу выразить. Именно эту цель я сформулировала для себя в отношении своих детей.

И мало того, именно эта цель стояла и передо мной. Ведь что я делала, когда сооружала и отстаивала свои границы, когда боролась с чувством вины, когда искала собственной целостности и жизни без ролей? Приобретала мужские качества.

Моим идеалом в рассказе О. Генри был отец этого «невозможного» мальчугана. Превратиться из маленького ребенка, которым я была в начале своего повествования, в его отца – человека, который был гарантом спокойствия и стабильности, – было моей задачей. И надеюсь, мне удалось с ней справиться, хотя закреплять результаты необходимо до сих пор. Но все‑таки, похоже, маленький бандит превратился в степенного джентльмена, уважаемого в округе человека. И благодаря этому страшной кражи не произошло.

Выводы третьей части

Очевидные:

• На вопрос «Есть ли разница в воспитании мальчиков и девочек?» очень непросто ответить.

• Сильные стороны мужчины – четкое соблюдение правил, самостоятельность, самодостаточность. Слабые – психологическая негибкость, нечуткость в понимании чувств других людей, слабая эмпатия.

• Сильные стороны женщины – психологическая гибкость, большая способность к компромиссам, понимание чувств других людей, эмпатия. Слабые – склонность к слиянию с другими людьми, желание избежать четких правил, несамодостаточность вне контекста отношений с другими людьми.

• Один родитель в неполной семье способен воспитать ребенка любого пола полноценным, хотя это потребует от родителя немало усилий и работы над собой.

• Различия мужского и женского – не результат воспитания, они укоренены в человеческой природе.

• Качества противоположного пола нам нужны для более адекватной реализации своей сущности.

Неочевидные:

• «Милый бухгалтер» – еще не значит «плохой» мужчина.

• «Эмоциональная принцесса» – еще не значит «настоящая» женщина.

• Несмотря на глубинную связь, женщине необходимо научиться слышать и понимать своих детей, учитывая их гендерную природу. Особенно это касается сыновей.

Часть IV

Выдох. Новая я

Что мне удалось сделать

Знаете, где я сижу и пишу заключительную часть своей книги? Я сижу в Вильнюсе. Около меня журчит, перекатываясь по камням, маленькая речонка Вильняле. Маленькая‑то она маленькая, но именно от нее получил свое название Вильнюс. Интересно, что текущая невдалеке река Нерис в несколько раз шире и полноводнее, чем этот веселый ручеек, а все же не она дала название городу.

Я сижу со своим ноутбуком на скамейке прямо на берегу. Рядом со мной невысокие дома, на стенах которых образцы хорошего современного искусства, а из крыш торчат совсем не бутафорские печные трубы. Вся эта буколическая картина – в самом центре Старого города, так мной любимого. А этот район – один из самых престижных в Вильнюсе, где селится богема: художники, музыканты, литераторы. Кстати, этот район имеет свою собственную конституцию, в которой речке Вильняле даровано почетное право «течь рядом с человеком»! Да, здесь живут люди с чувством юмора и с ощущением внутренней свободы. Об этой свободе как нельзя более красноречиво свидетельствует рояль, стоящий на самом берегу реки в нескольких шагах от меня. Да, да, самый настоящий рояль, немного разбитый, но тем не менее. Здесь даже в кусты ходить за ним не надо.

Моя книга начиналась с осознания того, что я, как в рассказе О. Генри, оказалась в деревне. И заканчивается почти так же – в старом районе Вильнюса. Только первая «деревня» была неким аллегорическим образом, передающим состояние ограниченности, замкнутости, безысходности, которое было у меня внутри, а эта «деревня» – настоящая, живая, прекрасная. Какой‑то райский островок тишины посреди большого города. И этот рояль – как символ внутренней свободы, которую я обрела.

Я дышу полной грудью и ощущаю тихое счастье. Обдумываю и изумляюсь, какой огромный путь мы с детьми прошли. Путь от импульсивного, порой неконтролируемого поведения до более‑менее сознательного управления своими эмоциями и словами.

Я говорю прежде всего о себе, детям еще предстоит этому научиться, но они увидели на моем примере, что это возможно.

Что мне удалось сделать? Мне удалось отстоять себя во внутренних баталиях с самой собой и с детьми, мне во многом удалось отогнать от себя преследовавшую меня мрачную тень – чувство вины. Я смогла научиться жить полной жизнью, находясь с детьми и без них.

Я стала спокойнее, меня перестали так цеплять ссоры детей между собой, и я получила бо́льшую свободу.

Мой внутренний «вождь краснокожих» повзрослел, остепенился и больше не пуляется камнями, сидя верхом на заборе. Как мне удалось вырастить его? Прежде всего я выстроила свои внутренние и внешние границы. Вместе с ними сформировался принципиально важный жизненный навык – брать на себя ответственность. Если ты четко держишься в своих границах и не нарушаешь границ других людей, не обвиняешь их в том, что происходит с тобой, не манипулируешь, ты автоматически берешь на себя ответственность.

И это тоже случилось со мной.

Все мои роли – женщины, жены, матери – перестали мелькать передо мной, пытаясь урвать мое внимание. Кто я в первую очередь и чему отдать предпочтение? Как распределить свое время, чтобы не испытывать этого пресловутого чувства вины? Такими вопросами задавалась я в самом начале своей книги. Как же я могу теперь ответить на них?

Ответ мне помогла сформулировать беседа с одной женщиной.

С., 55 лет, реализована профессионально, более тридцати лет – в гармоничных супружеских отношениях, мама взрослой дочери, с которой тоже доверительные и близкие отношения. Когда я спросила у нее, как ей удается совмещать в жизни роли матери, жены и себя как личности и испытывает ли она когда‑нибудь чувство вины оттого, что кому‑то «недодала», она ответила: «Я никак не совмещаю эти роли, их у меня нет. И чувства вины нет. Я всегда поступаю так, как лучше мне самой, а в результате оказывается, что это лучше всем. Целостность для меня – жить в соответствии со своими ценностями».

Если бы я услышала эти слова на первом этапе моего занимательного психологического путешествия к себе, я бы подумала, что это очень эгоистичная позиция – избирать свои интересы, а не интересы других, прежде всего детей. Но когда я смогла более‑менее справиться с чувством вины, которое, как забрало, закрывало мое внутреннее око, я смогла услышать эти слова и оценить их.

Все эти женские «дергания» между семьей и работой, между мужем и детьми возникают оттого, что мы делаем в настоящий момент не то, что является нашей ценностью. Мы сидим с детьми, а рвемся на работу, потому что дети сейчас не являются нашей главной ценностью. Мы сидим на работе, а рвемся к детям, потому что работа не является сейчас нашей ценностью в полной мере. Мы находимся с мужчиной, но все наши мысли о детях, а когда муж уходит из‑за такого неполноценного отношения к нему, мы страдаем оттого, что нам не хватает любви.

Но если в своей жизни мы руководствуемся своими личными ценностями и строим свою жизнь в зависимости от них, то у нас не будет этого раздрая, приводящего к неврозу и крикам. Четкое понимание своих жизненных ценностей в данный момент, осознанное принятие решений в соответствии с ними и ответственность за свой выбор – отправная точка наведения порядка в жизни.

Когда мы начнем слушаться своего здравого взрослого внутреннего голоса, мы сможем чувствовать себя полноценно и счастливо в той роли, которую избрали. Если мы выбрали в данный момент родить ребенка и заниматься его воспитанием, отказавшись на какой‑то период от работы, значит, мы будем заниматься этим спокойно и уверенно. Мы не будем качать ребенка и мечтать о том, чтобы поскорее выйти на работу, мы будем наслаждаться этим коротким временем, когда малыш еще помещается на руках.

Мы будем договариваться с мужем о делегировании ему части обязанностей по уходу, когда нужно будет передохнуть. Мы найдем возможность оставить ребенка третьим лицам, чтобы провести время с мужем или с друзьями, и не будем весь вечер названивать домой, чтобы проверить, как он там, без нас. Выйдя через какое‑то время на работу, приняв решение отдать ребенка в садик, мы будем полноценно заниматься работой, а вечером встречаться с ребенком, полностью удовлетворенные своей жизнью.

Еще одна моя собеседница, Е., 35 лет, в счаcтливых семейных отношениях, двое детей – два сына шести и девяти лет. Реализована в творческой профессии. Проводит с детьми меньше времени, чем ей хотелось бы. С самого раннего детства в семье присутствует няня. Из‑за этого Е. переживала чувство вины, но со временем выработала для себя ряд правил в отношениях с детьми, которые помогли ей с этим чувством справиться.

Е. считает, что необходимо формировать и четко придерживаться одних и тех же ритуалов в общении с детьми. В ее случае это утренние пробуждения и вечерние укладывания с «обнимашками» и объяснениями в любви, пожелания хорошего дня и спокойной ночи, провожания в школу, сад и по дороге обсуждение тем, которые поднимают дети. Раз в неделю обязательное общесемейное мероприятие – это может быть банальный просмотр фильма, мультика или поход в парк. Принципиальным для себя Е. считает быть доступной для детей, даже если находится не с ними, а на работе, к примеру. Никогда не обесценивает детские проблемы, дает понять ребенку, что понимает его чувства, и если в данный момент не может обсудить их, то определяет четкие сроки, когда сможет его выслушать, и всегда этих сроков придерживается. Е. убедилась, что важно не столько количество времени, которое родители проводят с ребенком, сколько качество этого общения.

Ничего сверхъестественного, простые мудрые правила, не требующие каких‑то особых финансовых или временны́х затрат. И в результате довольны все – и дети, и родители. А что же произошло с моей пресловутой «канадской границей»? Она перестала быть для меня неким фантастическим спасительным внешним рубежом, за который мне чуть что хотелось сбежать. Во что же она превратилась? Может, она вообще растворилась вдали, перестала для меня существовать? Это было бы логично. Но в действительности все еще интереснее. Эта граница не растаяла, не исчезла, она максимально приблизилась ко мне и оказалась моим внутренним рубежом. Понимаете? Она перестала меня манить, пугать, дразнить, перестала быть для меня далеким спасением, за которым хочется бежать, а потом с чувством вины уныло тащиться назад. Она стала частью моего внутреннего бастиона, а это значит, что мой комфорт, мое спасение и моя психологическая безопасность теперь находятся внутри меня, а не где‑то далеко. И это – самое главное мое завоевание.

Подчеркну, что мне удалось выстроить не железобетонные границы, а достаточно гибкую и эластичную конструкцию, которую я могла передвигать, ставить ближе или дальше – в зависимости от обстоятельств.

Что удалось сделать детям

Во‑первых, они узнали, что существует такое понятие, как психологические границы. Теперь мои дети понимают, когда влезают на чужую территорию. Не то чтобы они перестали это делать, но их поведение стало намного более осознанным. Например, оба поняли, что, находясь вместе, не могут удержаться и не задирать друг друга. Они заговорили со мной о том, как им иногда нужно разлучаться, чтобы друг от друга отдыхать. В результате мы с ними решили, что они по очереди будут ездить к бабушке с дедушкой на выходные или я с ними буду по очереди ходить в кафе или еще на какие‑то развлечения. Они стали осознавать и даже где‑то останавливать свои эмоциональные порывы, стали больше понимать мои чувства. У сына вообще возникло такое понятие, как «перезагрузка мозгов». Это означало – побыть одному и прийти в себя.

Но многое еще предстоит. Например, обрести во всей полноте, а потом наслаждаться, именно наслаждаться, еще одним удивительным приобретением – умением брать на себя ответственность за свою жизнь!

Эпилог

Пожалуй, на этом можно закончить. Дети разложены по полочкам, их мозги тоже. Мне очень нравится этот образ из «Питера Пэна»: когда дети спят, мама раскладывает по полочкам их мозги, приводит в порядок их мысли, складывает их словно бы в слоеный торт, ну а вишенкой на этом торте усаживается сама. Я вижу себя такой вот мамой. Но как бы эта вишенка не задавила моих детей. Пора слезть с торта и дать нам всем возможность насладиться тем, ради чего и затевалась вся эта авантюра.

А затевалась она не для того, чтобы загнать детей и себя в рамки, а для обретения мною самой себя, для возвращения меня детям, а самое главное – для возвращения их мне. И еще для одарения всех нас воздухом. Ведь подумайте, как часто мы в отношениях друг с другом чувствуем, что задыхаемся, что другой человек плотно держит нас за горло, не давая вздохнуть. И как часто подобное происходит в отношениях родителей с детьми.

В самом начале этого повествования я говорила, что атмосфера моих отношений с детьми была просто удушающей. Я это чувствовала буквально физически. Думаю, что дети ощущали то же самое, но только не могли это сформулировать. Я сделала это за них. Я смогла пустить всем спасительный кислород, а затем и выпустить всех нас на свободу. И вот теперь я наслаждаюсь, дыша воздухом.

Я уверена, что и мои дети ощутили себя более свободными. Им было позволено оказаться самими собой: проявлять те чувства, которые они испытывали, в том числе не слишком‑то горячую привязанность друг к другу, не благодарить за то, о чем они не просили. А у меня при этом было удивительное ощущение от того, что я могла не заставлять их это делать!

Ну, что ж, мы дышим, значит, мы существуем.

Наша детективная история подходит к концу. Прошел ровно год. Кражи расследованы, виновные выпущены на свободу, а потерпевшие оправданы. «Вождь краснокожих» угомонился. Чувство вины иногда напоминает о себе, но я знаю, как с ним договариваться. У нас с ним сейчас договор о ненападении.

Я закрываю свой ноутбук, бросаю последний взгляд на стоящий на берегу рояль, который улыбается мне своей разбитой клавиатурой, как ребенок беззубым ртом, и спешу туда, где, невзирая ни на какие педагогические системы, на меня накинутся, чтобы в очередной раз снять скальп, два моих самых любимых вождя краснокожих…

Об авторе

Евгения Неганова

Выпускница философско‑богословского факультета Российского православного университета св. Иоанна Богослова. После окончания учебы преподавала богословские дисциплины на психологическом факультете этого университета. Неоднократно выступала с докладами на международных богословских конференциях. В настоящее время живет и работает в Вильнюсе. Является редактором официального сайта Виленско‑Литовской епархии Православной Церкви в Литве, автором и ведущей епархиальной видеопередачи «Обзор» на канале YouТube, серии интервью «Встречи с замечательными людьми».